И как только его не стало, то дети сразу сдулись немножечко. Мамы надулись снова, стали как мишлены, ребятишки были разобраны по домам, колсяки-грибы разъехались по парку. Стало опять тихо. И никто там больше не кричал. И никто так больше не смеялся.
16 фев. 2013 г
Помните, в Москве взорвалась газовая труба и горела столбом. И вот мне один знакомый рассказывал, он жил рядом с местом пожара. Они сидели, смотрели телевизор. Тихий семейный вечер. И вдруг кааак хлопнет. Стало очень светло и ярко. И страшный жуткий гул. Ничего непонятно! Самолет упал? Война? Ядерная война? Собрали документы и скорее на улицу. Выбегают, а там реки людей вытекают из подъездов. И многие, что характерно, с паспортами и кошачьими переносками. Мой знакомый так и сказал: «Я знаю, как будет выглядеть конец света. Все с документами и кошками». Они идут куда-то вместе со всей толпой, идут… И тут мой знакомый спрашивает у бегущего мимо: «Вы случайно не в курсе, что происходит?» И ему отвечают: «ДА ХУЙ ЕГО ЗНАЕТ, СЕЙЧАС ПО ВСЕЙ МОСКВЕ ТАКОЕ!»
25 фев. 2013 г
Я ехала домой
Офис. Поздно. Вызываю такси. Диспетчер перезванивает, белый «Форд-Фокус», номер такой-то. Выхожу, белый «форд», сажусь, водитель едет и сворачивает не в ту сторону. Я ему говорю: «А почему мы поехали так?» А он такой большой грузин с усами как щетка. «Тебе Вернадского?» – «Не-е-ет, на Речной!» Таксист сразу вах-вах, был заказ на Вернадского, а оттуда в Бирюлево. Нет, говорю, мне просто на Речной, и все. Он напрягается и связывается с диспетчерской. Диспетчерская обвиняет меня в том, что я лгу. Она так и говорит: «Мужчина хотел через Вернадского в Бирюлево!» Водитель отвечает: «Слушай, этот мужчина – женщина».
Постепенно становится понятно, что некий пассажир сел в мое такси и уехал. Тоже белый «форд». В одно время у одного подъезда одинаковые машины. А я еду, стало быть, в его автомобиле, который везет меня в Бирюлево через Вернадского. Давайте, говорю, повернем и поедем на Речной. А водитель: «Ты с ума сошел? Мне чужое не надо. Звони в свое такси, сейчас догоним!» – «Да ладно, давайте доедем, делов-то». Он говорит: «Нэ-э-э-эт, звони!» Чувствую, не доедем. Звоню, так, мол, и так, вышла следующая вопиющая ситуация. Они говорят: «И чо? Такое часто бывает». Таксист говорит: «Я уже развэрнулся, пусть гаварит, где ее таксыст!» И дальше начинается что-то типа деловых переговоров между двумя офисами. Диспетчер звонит таксисту, соединяет, я вывожу его на громкую связь, и мы так едем, разговариваем. Мой грузин говорит: «Ти, слушай, с ума сошел! Клиента красть, а!» А другой таксист ему отвечает: «Кого красть?! Мы уже на кольцо почти свернули, а этот твой спрашивает, где Вернадского. Так ему еще потом в Бирюлево, братан!» Мой говорит: «Слушай, он куда хочет – туда едет, ясно, да?! Ты мне так не разговаривай, какой братан, у меня дощ твоего возраста». Мой таксист – человек гор, и он защищает честь пусть даже сбежавших пассажиров.
Я представляю в этот момент лицо человека, который тоже едет по Москве не в ту сторону и слышит, как его порицают. И мы оба такие беспомощные, будто два пленных, и нас сейчас обменяют, как тела. Мой говорит: «Где встречаемся?» Препирались они еще сколько-то, но забили стрелку на Ленинградке. Мы едем, и я думаю, а вдруг тот пассажир не просто так человек, а нашпигован наркотиками или бриллиантами? Перевозчик. Это преступная группировка. То есть звонит человек в определенную службу такси и говорит: «Мне в Бирюлево через Вернадского». В диспетчерской сидит связной, который по кодовым словам понимает, что на линии курьер «С доставкой». Грузин их возит. Сейчас мы приедем на место обмена, и меня пристрелят как свидетельницу или просто на всякий случай.
…Ночь. Улица. У бордюра паркуется белая машина. Из окна другой, которая уже ждет, торчит рука с сигаретой, пепел висит до фильтра, сигаретой не затягивались, она тлела. Все происходит, как в замедленной съемке. Открываю дверь, ставлю одну ногу на ледяной тротуар. В мои ноги через тонкие чулки вонзается когтями мороз… Дальше опять все медленно: с водительской стороны поднимается высокий мужчина, он опирается локтем о крышу машины и трет щетину. Из автомобиля выходит пассажир в длинном пальто, ветер разносит полы, мужчина поднимает воротник, я иду ему навстречу, может быть, у меня на губе ссадина (такие делают актрисам в кино, чтобы было видно степень страданий и повреждений, но в целом внешность оставалась прекрасной). Мы пересекаемся с «курьером» и обмениваемся взглядами, он видит, как потоки воздуха от проносящихся машин развевают мои волосы… Шпильки с визгом врезаются в ледяной асфальт… Кто знает, может быть, если бы мы встретились при других обстоятельствах…
Это я так еду и думаю. С работы, уставшая, в тертых джинсах, никаких чулок. Ненужная какая-то и невыгодная никому, даже таксисту. Грузин говорит: «Ты не обижайся, ты тоже хороший девушка. Но у меня дощ. Я почему тот заказ взял, мне потом в Бирюлево, там живу. У дощери сегодня день рождения. Она говорит: „Ты куда поехал, куда поехал?“ А я хотел ей телефон купить, только денег нет. Вот заработал на подарка, не хватает немного. И тут такой заказ, что можно и деньги, и всо. Ты только не обижайся».
Потом нас быстро поменяли телами. Вышел мужчина, похожий на человека, который очень хочет в Бирюлево и не нашпигован ничем, у него пустой желудок, хочется есть. Он крутит мне пальцем у виска и говорит: «Думай в следующий раз, куда садишься!» Мои волосы не развевались, я вообще с утра не мыла голову. Бывают такие дни, когда ужасно остро чувствуешь свою заброшенность. Тебя можно возить по городу туда-сюда, как груз. Передавать из рук в руки, как безногую. Будто тебе тут совсем нет места, и сесть никуда нельзя.
На следующий день еду в метро. Подъезжаем к станции. Женщина встает и идет к дверям. Я сажусь на ее место. Поезд останавливается. Она понимает, что это не ее станция. Возвращается, подходит и очень вежливо говорит: «Извините, вы не могли бы встать, я тут сидела, моя остановка следующая».
11 мар. 2013 г
Добрость и щедрота
Случай был. На станции метро «Белорусская» сидела бабушка. Обычная такая бабушка, она там платки продавала. То есть не милостыню просила, а сама вязала продукцию, реализовывала и так зарабатывала. Яркие платки, крупная вязка, широкий узор. Такие были модными давно или вообще никогда. А сама бабушка сморщенная, беленькая, чистенькая. Если бы какой-нибудь режиссер на нее посмотрел, то сказал бы так: «На лице правильная каньонная сетка» – и утвердил бы на роль. Так получилось, что у меня над бабушкой было шефство. Я ее для себя выбрала, как Тимур и его команда, всегда давала деньги. Не мелкие, а по-крупному, сколько было в кармане – все выворачивала и никогда сама с собой внутренне не торговалась. Бабушка была моим секретиком. Это как в детстве девочки закапывают фантики под стеклышком. Главное, чтобы никто не узнал и не нашел. Подружки прячут их, а если ссорятся, то одна в отместку обязательно проболтается всему двору. Приходят пацаны и распинывают красивый тайничок. Фантики в одну сторону, стеклышки в другую.
И вот вдруг в интернете пишут, что на станции «Белорусская» сидит трогательная старушка, продает платки. И эта бабушка-то не просто так бабушка! А она бывшая партизанка, потеряла слух, когда в 41-м году пускала поезда под откос. Ну, и что тут началось! Давайте поможем бабушке! не дадим герою-старушке сдохнуть. Общественность поднялась, в социальных сетях все поставили бабушке высокие отметки, лайки и сердечки, начали делиться ее фотографией. А она, правда, такая бабушка, что трудно мимо пройти. Худая-худая. Беленькая. В платочке. Думаю, надо же! Моя-то стала какая популярная.
