Этот режиссер вдруг мог сказать что-то вроде: «Так! Переходим к съемкам с верхней точки! Где жираф?» А продюсер спрашивает: «Какой жираф? Мы не заказывали жирафа! У нас нет жирафа!» – «?!!??! Как это у вас нет жирафа! У всех съемочных групп есть жираф!» – «Да, но у нас нет жирафа, можем снимать верхнюю точку с операторского крана, как это делают обычно. Можем залезть на крышу дома, можем со стремянки, но у нас нет жирафа…» А режиссер хочет снимать только с жирафа. Говорить «нет» бесполезно, так как все помнят количество его детей.
Режиссер еще такой, что очень о себе заботится. Он бережет себя, свое тело. Мажется кремом от загара, сидя под тентом в пасмурную погоду, будучи в кепке и темных очках. Мажет себя даже под воротником. И в микроавтобусе садится в самую середину, пристегивается с двух сторон ремнями. Когда ему приносили лимонад, то он спрашивал, из какого источника была взята вода для этого лимонада?
Я смотрела на него и все время вспоминала, как один раз мы снимали сериал. У нас был актер в главной роли, который вел себя очень плохо. У многих актеров есть такая черта: когда они понимают, что с ними снято много материала и вычеркнуть их из сюжета уже не получится, то начинают просить больше денег, требуют подогретые бананы, отдельную гримерную, суши из продюсеров. Этот актер, например, никогда не застегивал ширинку на своем костюме сам. Он считал, что это дело художника по костюмам, есть же такая должность – вот пусть придет и застегнет. И всем это страшно надоело, всех он ужасно достал. Тогда продюсеры сели и начали думать, как его убить. Убить к чертовой матери этого персонажа по сюжету, чтобы актер вообще не снимался больше. Режиссер, который любил драматичные сцены, говорит: «А давайте устроим пожар, пусть он сгорит!» Продюсеры возражают: «Пожар – это очень дорого! У нас не осталось денег на пиротехников!» Тогда оператор, который любил сцены погони, предлагает: «А пусть его тогда собьет машина!» Продюсеры возражают: «Что?! Это тоже дорого! Нет денег на каскадеров!» Тогда директор, который любил все делать своими руками, вскакивает с места: «А пусть его задушат!» Продюсерам опять не нравится: «Тогда нужно вмешивать в эту сцену какого-то другого персонажа, объяснять, почему вдруг один задушил другого…» Самоудушение? Ну, это как-то глупо будет выглядеть, хотя вся группа аплодировала бы стоя. Такой был актер, что даже на веревку жалко тратиться.
Сошлись на волшебном слове: инфаркт! Очень бюджетный вариант. Шел, схватился за бок, упал – все! Хотя даже на съемках инфаркта актер все равно жизни не давал. Хватался почему-то за правый бок, хотя надо за левый. Или сжимал голову, или держался за живот. Сдохнуть нормально не мог. Похороны – тоже дорого. Берем просто фото в рамке, делаем черную ленту – все, умер, вариантов нет. Глицериновые слезы всем актерам или жгучий бальзам «Звездочка» намазать в уголках глаз – эффект потрясающий, домохозяйки рыдают.
* * *
У моей подруги Кати есть собака. Она как-то раз уехала в командировку, ее муж готовился к встрече, убирал квартиру, пошел выносить мусор. Видит, что на помойке сидит собачка. У него не выдержало сердце, забрал собачку домой, а потом поехал встречать Катю из аэропорта. Катя говорит, что Марципан относится к ней так, будто она тоже с помойки. Логика простая: сначала муж привел его домой, потом ушел, потом вернулся с этой. И вот бывает, что режиссер иногда смотрит на меня так, будто я с помойки. Я начинаю перебирать в голове то падение с крыши, то переезд катком. Хочется иногда нанять самого дешевого киллера, чтобы он убивал режиссера долго и плохо.
А потом… Вот недавно у нас были переговоры с заказчиком. Нас пригласили в офис, сидим, разговариваем. А там весь офис – пространство, поделенное перегородками. И переговорная комната прямо посередине, видно всех работников. Режиссер сидит, вещает какие-то свои фантазии, говорит заказчику то, о чем вообще не договаривался заранее с продюсером. Продюсер делает большие глаза: мол, ты знала, что он хотел так снимать? Я делаю большие глаза в ответ: «Понятия не имела!» А режиссера несет дальше, и понятно, что будет кабзда. И вот я вижу, что рядом за соседним столом сидит офисный работник. Белый вверх, черный вниз, очки, забивает цифры в эксель. Думаю: вот этот стол – это и есть все его пространство, вот эти два квадратных метра. Он туда-сюда ходит на работу по одному и тому же пути. Через пару лет у него будет стол за углом или на другом этаже. А у меня везде – рабочая площадка. Хочу гуляю, хочу халву ем. Так что, думаю, пусть режиссера дальше несет, какой он все ж таки хороший человек. Мне, по крайней мере, не скучно тут, на своей помойке.
29 июн. 2011 г
* * *
Дима, например, может подойти молча, когда я сижу на стуле, измерить рулеткой от затылка до пола, записать данные на листочек и молча уйти. Это значит, что у Димы историческое кино. Каких-то древних людей хоронили сидя, был такой обычай. И ему надо понять, какая должна быть глубина могилы, сколько рыть.
* * *
Когда мы с Димой раньше общались по скайпу, еще не жили вместе, то мама пару раз влетала в кадр в ночной рубашке или трусах. Сейчас, когда я говорю с ним даже по телефону, она спрашивает: «Дима меня не видит?»
* * *
Сегодня рассказали случай про мою жизнь. Мужчина поймал машину. Едут, водитель слушает юмористическую радиостанцию, где передают разные шутки. Водитель слушает с каменным лицом и не смеется вообще. Мужчина улыбается, ему смешно. А водитель делает погроме, но не смеется. Едут, едут, водитель увеличивает звук, но не смеется. Не смеется, не смеется, лицо как из бетона, но слушает. Едут так долго. Мужчина не выдерживает и спрашивает: «Послушайте, если вы не смеетесь, то зачем тогда слушаете эту станцию?»
Ответ: «А вдруг».
2 авг. 2011 г
У меня новый ноутбук. Там, где раньше на клавиатуре был знак вопроса, – теперь ставится точка. Это очень бесит, очень. Хотя по смыслу очень хорошо. Очень.
Это просто очень хорошо. Если бы в жизни всегда так было: живешь, живешь, нажимаешь на привычные клавиши, задаешь вопросы. И вдруг раз, вместо знака вопроса сам начинаешь ставить в конце точки.
Недавно несколько человек, не сговариваясь друг с другом, спросили: «Все будет хорошо?» Будто я последняя инстанция. У каждого – свое. Кто-то сидит без работы и хочет работать. Кто-то много работает и хочет отдохнуть. Кто-то кого-то бросил. Кого-то бросили самого. И они спрашивают: «Все будет хорошо?»
Как-то раз нашла синоним этому выражению, которое всем надоело: «Все будет хорошо». Звучит так: «Жизнь наладится».
Актер Энтони Хопкинс попросил священника прочесть самую короткую из всех молитв, которая существует. Она звучала прямо так: «Хер с ним».
Бывают такие дни, недели и месяцы, когда ничего не происходит. А если и происходит, то лучше бы этого не было. Кажется сразу, что твое письмо до Боженьки не дошло. Стараешься сделать как лучше, и все равно получается не то. Когда я чищу лоток коту Мите, вычищаю до хрустящего блеска, отмываю, вытираю, полирую, то всегда говорю: «Только попробуй теперь туда насрать!» Хотя кот Митя, конечно, не ценит наполнитель, который я уложила в виде японского сада.
