А это же была очень хорошая группа, все четко и точно выполняли задачи. И точно так, как сказали! Максим, передай Алесе, изображая жертву, нет.
Фиалка
У Елизаветы Николаевны не было денег.
У Елизаветы Николаевны было: взрослая дочь, зять, внук и двухкомнатная квартира, в которой она жила вместе с дочерью, затем и внуком.
Мужа у Елизаветы Николаевны тоже не было.
У Елизаветы Николаевны было: кот Рыжик и много долгов.
Елизавета Николаевна работала в родильном доме санитаркой и получала мало. Ее дочь не работала. А зять не работал тоже. И внук не работал, он был очень маленький. Дочь сидела с внуком, а зять учился.
Все на работе знали, что у Елизаветы Николаевны так. И все ей помогали. Отдавали старые вещи, приносили одежду для ребенка. Или если осень, сезон яблок, то у Елизаветы Николаевны весь дом был завален яблоками. Потому что все везли ей яблоки с дач, у всех оставался излишек. Эти яблоки девать уже было некуда. Елизавета Николаевна и варенье варила, и компот закатывала, и сушила. Или если пошли на дачах огурцы, то весь дом в огурцах. Или в помидорах. Квартира иногда напоминала овощной склад, по ящикам на балконе можно было понять, что сейчас созрело и урожай чего в этом году удался больше всего. Вечерами Елизавета Николаевна закручивала банки с соленьями и вареньями на зиму. Она знала много рецептов, больше всего ей удавались патиссоны с перцами, они получались острыми и вкусными. Правда, патиссонов было не так много, в основном все оставляли их себе. Поэтому патиссоны с перцами считались деликатесом и открывались только по праздникам. Елизавета Николаевна не помнила, когда последний раз плакала. Во-первых, она считала, что повода нет. А во-вторых, она про это вообще не думала. Бывало так, конечно, что старый фильм посмотрит, ну всплакнет. А так, чтобы закричать «да когда же все это кончится?!», выгнать зачем-то Рыжика из комнаты, с отчаянием бросить банку с огурцами в стену, хлопнуть дверью, внук бы проснулся и заплакал, зять сделал телевизор погромче, а потом бы Елизавета Николаевна вышла через три часа из комнаты, впустила обратно кота и стала заметать осколки вперемешку с огурцами в совок, швыркая зареванным носом, – вот так она не плакала никогда.
Зато плакала дочь Елизаветы Николаевны. Она плакала иногда ночью, потому что по образованию учитель русского языка и литературы. А учителям много не платят, даже если устроиться на работу. Можно было заняться репетиторством, но надо же искать учеников. А где их найдешь? А если даже найдешь, то надо где-то с ними заниматься. Дома нельзя, потому что тут склад яблок, а учить учеников на их квартирах тоже не получается, потому что надо кому-то оставлять ребенка. А кому его оставишь? Мать все время на работе, а муж учится. Ему надо осваивать образование. Да он и ребенка-то нормально взять не может, боится, что уронит. В садик рано, в яслях коклюш. Безвыходная ситуация, совершенно безвыходная.
От безвыходности дочь Елизаветы Николаевны плакала иногда ночами. Один раз дочь Елизаветы Николаевны меняла постельное белье и пошла показывать подушку матери.
– Мама, ты видишь? – сказала дочь Елизаветы Николаевны и протянула подушку в разноцветных разводах.
– Это что такое?
– Это, мама, я плакала! Понимаешь? Я плакала, а наволочка полиняла от слез и на подушке остались разводы.
Дочь стояла с большим смыслом в глазах. Ей нравилось, что никто не догадывался про ее слезы раньше (хотя могли бы сообразить вообще-то), всхлипывала она не очень громко (хотя могли бы и услышать, между прочим), никто не подозревал о боли и переживаниях, она держалась, как могла. Но на подушке остались цветные разводы, этого уже не спрятать и вот с этим уже ничего не поделать. Она скрывала, как могла, но есть обстоятельства сильнее нас, правда всегда станет явью.
И дочь Елизаветы Николаевны стояла с видом «вот видишь, мама». А Елизавета Николаевна стояла с видом «вижу». Ей было очень жалко свою дочь, потому что дочь росла без отца, отец ушел от них давно.
На работу Елизавета Николаевна приходила раньше всех, надевала перчатки, брала ведро и шла мыть этажи. На ведре было написано «Хлор». Потом Елизавета Николаевна пила чай с медсестрами. Потом с кухни приносили обед. Обед готовили не только для рожениц, но и для персонала, так всегда делают в лечебных учреждениях.
Потом она опять шла мыть этажи. Больше всего Елизавета Николаевна любили мыть родильный зал. Один раз она шла по коридору родзала, где лежала новая роженица, ее еще не определили в палату. Елизавета Николаевна шла с ведром, роженица лежала на каталке и видела только верхнюю часть проходящей Елизаветы Николаевны, которая была в белом халате, а нижнюю часть с ведром она не видела. Роженица вдруг схватила ее за руку и спросила: «Доктор, а скоро ко мне подойдут? А долго роды будут?» Она лежала и медленно мотала вспотевшей головой из одной стороны в другую. Елизавета Николаевна сказала, что надо смотреть, сколько там уже открытие шейки матки, тогда будет понятно про время родов, а врач сейчас подойдет, лежите, не волнуйтесь, все рожали и вы родите, отсюда еще никто беременным не уходил. Роженица сказала: «Спасибо, доктор». И стала опять мотать медленно вспотевшей головой. А Елизавета Николаевна пошла дальше очень гордая. Шутку про то, что из родзала еще никто беременным не уходил, она давно слышала от акушерок. И ей было гордо помочь целой роженице. И очень необычно, что та назвала ее настоящим доктором.
Бывало, что Елизавета Николаевна ходила на дни рождения своих подружек. Она приносила с собой в качестве подарка конфеты и шампанское. Конфеты и шампанское – это то, что всегда дарят врачам. Хотя иногда дарят коньяк и торт. Или мартини и духи. Врачи частенько отдавали медсестрам и санитаркам конфеты и шампанское. Или тортик к обеду. В шкафу в медсестринской комнате всегда лежали свободные коробки – бери кто хочет. И вот когда Елизавете Николаевне надо было идти на день рождения к подружке, то она брала коробочку конфет, шампанское, заходила в ординаторскую с утра и предупреждала: «Доктора, если сегодня будут цветы, то оставьте мне букетик, иду на день рождения». Врачи с удовольствием отдавали цветы, потому что им дарят каждый день, носить домой уже надоело. За свою жизнь они повидали много разных букетов. И такие, и сякие, ничем уже не удивишь. И сто одна алая роза в прозрачном целлофане с бантом, и тощий репей, обернутый в сетку, вроде как крупная накрахмаленная марля, художественный вымысел. Из цветочных горшков, которые стояли в ординаторской, торчали пластиковые аисты и младенцы на длинных проволоках. Ими обычно украшались модные букеты. Фигурки торчали отовсюду и были как выставка. Врачи собирали ангелочков в памперсах – вроде как хобби, а вот цветами всегда делились охотно. Правда, был один день в году, когда цветы у врачей взять нельзя – это 31 августа. Потому что впереди 1 сентября, сами понимаете. Но Елизавету Николаевну это никак не расстраивало, ее внук не ходил в школу, он был еще очень маленький, а подружки в это число не родились.
Елизавета Николаевна приходила на день рождения с шампанским, конфетками и букетом. В подарок всегда дарила варежки, шапочки или шарфы, вязала их сама. Делала разноцветными, ажурно оформляла крючком края. Получалось очень нарядно. И подарок человеку, и покупать ничего не надо. Опять же вещь, своими руками сделанная. Она подбирала каждому человеку свой цвет, знала, кто какой любит и у кого какое пальто. То есть не из запасов дарила, а специально.
