Вчера утром я видела, как машина обняла фонарный столб. С разбегу схватила его, громко ухнула и замерла. Таксист остановился, мы побежали и начали вытаскивать с заднего сиденья женщину. Она как-то немного вылетела от удара, застряла, и ее было несложно достать. Положила на асфальт, держала ей голову. А она посмотрела вверх и вдруг сказала: «Видите, мой муж сидит на фонарном столбе и болтает ногами!» Даже показала пальцем, вытянув руку вперед. Я подняла голову, но на фонарном столбе совершенно никого не было. А когда голову опустила, то она уже умерла. И было почему-то совсем не страшно. Я просто подумала, что теперь они сидят там вдвоем.
25 апр. 2006 г
Две маленьких девочки, Санечка и Ксюша, так их называли родители, один раз сидели вечером в комнате, а взрослые громко справляли на кухне какой-то день рождения.
Девочки перебрали все игрушки и занятия, поиграли в компьютер и начали думать, что теперь делать. На кухне нельзя было появляться, потому что все взрослые срочно вспомнят, что надо идти домой и уже поздно, а домой не хотелось, потому что там спать, и все. Поэтому Санечка и Ксюша не рисковали даже выйти в туалет. И тогда они начали говорить о Боге. Вернее, о церкви. Если еще точнее, то о молитве. Они начали думать и вспоминать, как люди молятся и что в это время делают. Санечка сказала, что молятся на икону, потому что на ней нарисован Бог или тот, кто его знает. А Ксюша вспомнила, что на коленях. А зачем молятся? А чтобы что-то попросить у Бога. А давай молиться тоже и что-то просить? Давай!
Они взяли листок и нарисовали на нем крест. Получилась икона. Подумали и пошли в другую комнату, где отдыхал папа Ксюши. Он уже отпраздновал день рождения и лежал спя. Ксюша и Санечка поставили на него икону, и получился целый бог. Девочки встали на колени и начали молиться по-настоящему на спящего Вадика. Вадик спал, а перед ним стояли дети и просили поехать на море в следующем году. Что-то шептали неразборчиво, складывали ладошки, как видели в кино, и очень молились поехать на море.
А взрослые ходили и подглядывали в щелку.
В следующем году они поехали на море. И Вадик тоже поехал.
11 мая 2006 г
Моя подруга однажды полюбила таксиста. Он пару раз приезжал за ней, потом оставил свой номер телефона, она вызывала уже только его. И он мчался через весь город, чтобы перевезти девушку с одной улицы на другую. Ей быстрее было бы даже пешком, но вы же понимаете… И он понимал, и она понимала… Можно было ехать и молчать, но они оба знали, о чем молчат. И улыбались одновременно своим одновременным мыслям.
И было не просто замечательно, было ХО-РО-ШО. Как раз тот сладкий период в отношениях, когда ничего не было, но мысленно все уже случилось.
Биение в висках.
Токи по телу.
И еще он смеялся очень хорошо.
И они так ездили долго. Он однажды не выдержал и говорит: «Люблю». Она счастливая была! Игорем его звали. Они лбами друг к другу прижались, так и просидели. И было не просто замечательно, было ХО-РО-ШО.
И все закончилось в один страшный день. Он ехал на машине. На этом самом такси. Заехал за ней. И не надо было этого ей говорить, но она сказала: «Давай остановимся вон у того ларька и купим сигарет». И не надо ему было соглашаться, но он сказал: «Давай, мне тоже нужно». Они вышли у ларька, и вдруг она поняла, что ни разу не видела его в фас. Он же все время прямо смотрел, пока машину вел. В фас это был совершенно незнакомый человек.
И еще он оказался на две головы ее ниже. Она его бросила уже тогда, когда платила за сигареты. А он будто сам все понял, тоже в фас увидел. Больше даже не созванивались.
3 нояб. 2006 г
Как я провела лето
Почти два месяца я работала на съемках одного кино. Группа жила на спортивной базе олимпийских чемпионов по биатлону и прочему лыжному спорту, складе драгоценных спортивных сухожилий, суставчиков и мозжечков.
Постепенно появились новые друзья. Я познакомилась с мухой и комаром, которые поселились в комнате. Впрочем, комар скоро улетел и оставил о себе неприятный зуд, что как-то уж очень по-мужски. А муху я назвала Николаем Ивановичем. Потом его пришлось поймать и убить. Потому что дружба не может быть такой навязчивой.
А потом я познакомилась со змейкой. Нашла ее на берегу. Небольшая такая, тонкая. Я ее держала за хвост, пропускала через пальцы. В это время на берегу вкапывали турникеты для олимпийских чемпионов. Один рабочий проходил мимо и как даст по змейке лопатой. Голова осталась в одной стороне, а змейка в другой. И говорит: «Ты что, дура? Это гадюка! Ядовитая! Это же смерть! В прошлом году на базе девчонка в траву полезла, там гадюка цапнула, еле откачали». А я с ней полдня возилась, в воду запускала… Хотела взять с собой жить. Поила бы молоком.
Каждое утро на базе начиналось одинаково. Я втыкала наушники и шла на съемочную площадку. Не хотелось ни спать, ни есть. Меня поднимало неимоверное состояние бодрости. Мимо проносились олимпийцы на роликовых лыжах. На стадионе у них была надпись «Ванкувер 2010». И каждый раз, глядя очередной жилистой заднице вслед, я думала, что ей так бежать еще три года. Еще три года ей просыпаться в половине седьмого утра и бегать по этому лесу. Три года режима, а потом Ванкувер-2010 и двадцать девятое место в общем зачете. Или семнадцатое. Три года до места номер семнадцать. В тот момент сразу нестерпимо хотелось курить. Я вытаскивала сигарету и шла по стадиону, где спортсмены разминались под Ванкувером. Жилистые задницы кричали вслед моей мягкой: «Задымление на трассе!»
Когда можно было не работать, я брала подушку и покрывало, находила подходящий пышный куст под сосной и валялась часами. Широко растопыривала пальцы ног, обхватывала колени руками, рассматривала корешки, щурила глаза, каталась с боку на бок, тянулась и сворачивалась в калач, нюхала воздух, слушала звуки. Пожалуй, так хорошо мне не было давно. В такие моменты нравилось, что никто в целом мире не знает, где я. Я знала, где все, но никто не знал, где я.
Так хотелось не всегда. До этого был такой период, когда я клала в постель ноутбук. Вечером от работы он нагревался, накрывала его рукой, и казалось, что рядом есть кто-то теплый. Очень важно, чтобы рядом было теплое. Человеку можно многое простить за то, что он теплый. Мне важно было что-нибудь держать в руке. Краешек пододеяльника, угол тумбочки, штору, провод от лампы – не важно. Я должна была за что-то держаться, чтобы не провалиться. Ехала к подружке и писала смс: «Сажусь в метро», «Вышла и жду маршрутку». Надо было, чтобы кто-то знал, где я, что я сейчас есть и я конкретно сижу в автобусе. И он меня везет мимо синего дома. Если вдруг что-то случится, то потом нашли бы по смскам.
Постепенно на спортивной базе стали появляться поклонники. Самый, пожалуй, запоминающийся жил в бане. Наверное, сторожил ее. Или топил. В общем, я не знала этого человека совсем, но когда проходила мимо ночью, то он всегда включал свет, чтобы мне было светло подниматься по лестнице на базу. Баня стояла на берегу озера. И когда можно было не спать, я выползала на мостки, которые уходили почти на середину водоема. В августе на земле случается звездопад. И вот как раз в августе я валялась на мостках часами. Когда возвращалась обратно в домик, то невидимый человек всегда включал свет на бане. Я улыбалась и кивала ему головой. Мол, спасибо. Наверное, это был какой-то очень уставший дядечка. Он пил чай и был одинок. Мы с ним подружились, хотя так ни разу и не общались. Такое бывает. Иногда дружишь с тетечкой, у которой покупаешь газеты. Ты не знаешь, как ее зовут, да и она не представляет, как тебя. Это и не важно. Просто каждое утро перед входом в метро ты покупаешь у нее одну и ту же газету. Вы друг к другу привыкаете. Однажды, когда у тебя не хватит пяти рублей, она скажет: «Да ладно, завтра занесете…» Потом, когда она будет стоять с насморком, ты спросишь: «Болеете? Знаете, моя мама недавно быстро вылечилась…» и станешь вспоминать препарат, но не вспомнишь и начнешь звонить маме. А потом однажды не увидишь ее на привычном месте и, может быть, не заволнуешься сильно, но про себя отметишь… А потом она появится опять и вдруг сама скажет: «Была в отпуске, потом перебросили на другую точку…»
