Бен пожал плечами. Его голова покачивалась в такт музыке. «Она говорит, что не будет, но я‐то знаю…»
– Я и не думала, что они общаются с Дуни.
Бен рассеянно мне улыбнулся и немного прикрутил музыку.
– Прости, что ты сказала?
Какого черта я болтаю про Стейси в такой момент?
– Ничего.
Когда мы подъехали к дому, Уилл отрабатывал броски на подъездной дорожке – и, надо признать, мазал больше, чем попадал. Пока мы с Беном выбирались из машины, я услышала несколько глухих ударов мяча о кольцо – скорее «тумк», чем «вшууух».
Бен тут же кинулся к нему с поднятыми руками.
– Хэй, чувак! Я в деле.
Уилл бросил ему мяч. Бен пару раз ударил его о землю между ногами, ведя так низко, будто оборонялся сразу от двух воображаемых защитников. Затем сделал рывок к кольцу и подпрыгнул, как если бы собирался забить сверху, – но вместо этого резко развернулся всем корпусом и сделал меткий пас Уиллу. Тот оказался к этому не готов, и мяч укатился в траву.
– Эх, парень! Не тормози. – Бен покачал головой. – Смотри на мяч, а не на лицо. Я могу показывать взглядом, что собираюсь сделать одно, а руки и ноги у меня будут заняты совсем другим.
В его поучениях звучало совершенно необидное дружелюбие старшего брата. Уилл слушал, улыбаясь и кивая, а затем попросил Бена показать еще раз. Через пару секунд футболка Бена снова повисла на изгороди, и они сошлись в неравном поединке. Уилл то и дело терял мяч и безбожно мазал, но при этом сиял, как начищенная кастрюля. Начинающему юниору нечасто выпадает шанс потренироваться с будущим членом университетской команды.
Мама присела рядом со мной на ступеньки крыльца и протянула открытый пакет с желейными червяками. На упаковке красовалась огромная зеленая нашлепка, оповещающая, что они БЕЗ ЖИРА! Я улыбнулась и попыталась отвести взгляд, но мама ткнула меня пальцем под ребра. Я подпрыгнула, и мы обе рассмеялись.
– Смеешься над бедной матерью, да?
– Мам, все желейные червяки – без жира. Их делают из кукурузного сиропа.
Мама снова рассмеялась – тепло и тихо – и обвила мои плечи рукой.
– Я не ученый, как ты. Но они, по крайней мере, без жира и сахара. – И она с коварной улыбкой снова подтолкнула ко мне пакет. – Как я всегда говорю: в борьбе за талию все средства хороши.
Я смягчилась и, вытащив красно-зеленого червяка, воинственно откусила ему голову.
– Я не ученый, – пробурчала я, не переставая жевать. – А футболистка.
– Ну да, конечно, – покосилась на меня мама. – То‐то у тебя в комнате все горизонтальные поверхности завалены камнями.
– Не камнями, а окаменелостями. Это, вообще‐то, кораллы.
Мама протянула мне еще одного червяка. Я не стала отказываться. Мороженое и картошка фри, заполированные сверху сладостями, отлично помогали от похмелья.
– А почему нельзя быть ученым, который играет в футбол? Как по мне, звучит неплохо.
Я следила за Беном – тот низко вел мяч в защите, – но боковым зрением ловила многозначительные взгляды, которые бросала на меня мама.
– Надо признать, сегодня ты на редкость наблюдательна, – внезапно сказала она.
Я резко обернулась – как раз вовремя, чтобы заметить улыбку в уголках рта и изогнутую бровь. Однако не успела я возразить, как мама вскочила и разразилась восторженными криками: Уилл каким‐то чудом перехватил мяч. Он заложил крюк до самого начала подъездной дорожки, явно стремясь покрасоваться перед Беном, а затем без подготовки сделал бросок в прыжке. Бен на мгновение замешкался, и мяч едва коснулся кончиков его вскинутых пальцев. Послышалось характерное «вшууух», и сразу за ним – торжествующий вопль Уилла.
– Обалдеть, парень! – Бен был рад не меньше. – Как ты это сделал?!
Он вскинул ладонь, и Уилл звонко впечатал в нее свою пятерню. Бен обернулся ко мне.
– Твой брат – чертов снайпер!
Уилл и так выглядел как накачанный до предела шарик, а тут чуть не лопнул. Я знала, как важно для брата признание его способностей Беном. Он надул тощую грудь и побежал за мячом.
– Смотри не перехвали, – предупредила я Бена. – Он того и гляди улетит.
Бен поймал голову Уилла в захват и потер костяшками пальцев вихрастую макушку.
– Ничего, мы не дадим Снайперу задрать нос.
Уилл засмеялся и вывернулся из захвата. Теперь он не просто улыбался, а буквально сиял изнутри. Я видела, как он подражает Бену и парням из юношеской команды: те же стрижки, кроссовки, шорты, мешковатые майки, косая челка, как у Бена, закатанные до локтей рукава, как у Дуни, полосатые носки до колен, как у Дикона. Сейчас же он удостоился наивысшей чести, на которую только мог претендовать учащийся средних классов, – Прозвища.
Я вдруг ясно увидела свое будущее: Уилл начнет проситься на следующую вечеринку с удвоенной силой. Он и так таскался за мной две недели, умоляя взять его к Дуни, а теперь нечего и надеяться от него отвязаться. И все же что‐то в выражении его лица наполнило меня радостью. В этом городке баскетбол был королем, и Уилла только что произвели в оруженосцы одного из рыцарей Круглого стола.
Мама бросила мне упаковку желейных червяков и начала подниматься к двери.
– Хорош стрелять, Снайпер. Метнись‐ка лучше в кухню и помоги мне накрыть на стол. Бен, останешься на ужин?
– С удовольствием.
Она кивнула.
– Приятно снова видеть тебя в гостях. Подбери футболку и помоги Карлу с грилем.
Будь на месте Бена кто угодно другой, я бы уже тысячу раз сгорела со стыда. Но он хорошо знал мою маму. Она всю жизнь была генералом в поисках армии. Стоило ей скрыться в доме, как до нас донесся вопль – это она велела папе принести уголь из гаража. Тот что‐то прокричал в ответ, но мы успели разобрать лишь одно слово, прежде чем дверь захлопнулась:
– …охламоны…
Бен усмехнулся и, просунув ладони в рукава футболки, одним движением натянул ее через голову. В этот краткий миг меня снова затопило тепло. Неважно, что он годами не заходил к нам на ужин. Теперь он вернулся – причем новый и возмужавший. Как будто и не было всех этих лет.
Я уже забралась в постель, когда зазвонил телефон. – Ну наконец‐то, – простонала Рэйчел. – Я оставила тебе три голосовых сообщения!
Я улыбнулась и, протянув руку, выключила лампу.
– Ты же знаешь, что я их не проверяю. С таким же успехом ты могла написать письмо, запечатать его в бутылку и бросить в ручей за домом.
– Точно, – уныло ответила она. – Попомни мое слово: однажды случится что‐нибудь важное, и ты пожалеешь.
– Рэйчел, ты важна. Но ты, наверное, единственный человек, который в двадцать первом веке оставляет голосовые сообщения.
