Фух! Я просто не могла бы встречаться с Водолеем после того, что случилось с бывшим. Простите, забыла об этом упомянуть. С нетерпением жду, свободен ли он в воскресенье.
Я начинаю писать Адаму, но тут всплывает еще одно послание от Минди.
Воскресенье – это не выглядит так, как будто я слишком доступна, нет?
Я заверяю, что нет, и заканчиваю писать Адаму. Он отвечает не так быстро – я успеваю докраситься и сварить кофе, – но соглашается на вечер воскресенья. Я гадаю, слоняется ли он по своей квартире, или проснулся у кого-то, или уже пишет для Esquire. Я вытягиваюсь на прекрасном коричневом кожаном диване Джонатана, собираясь распланировать свидание. Но вместо этого читаю материалы Адама на сайте. Там есть интервью с продюсером очень ожидаемого альбома, статья, в которой с прискорбием рассказывается о потере знаменитой концертной площадки Нью-Йорка, Уэбстер Холла, и эссе, защищающее музыку кантри от колкостей, которыми ее осыпают те, кого Адам называет «северными снобами» (каюсь). Я ловлю себя на том, что читаю все с его мягким выговором, потом закрываю сайт и заставляю себя вернуться к работе.
Пенелопа прислала ссылку на документ с креативными идеями свидания, но все они кажутся слишком пестрыми для Минди. Один вариант подразумевает, что надо притвориться помолвленными и вместе пойти покупать кольцо; в другом нужно рыться в мусоре в парке на Вашингтон-сквер; в третьем пару отправляют на урок импровизации. Мне это все кажется совершенным мучением. Вместо этого я звоню в «Гаррет», бар в Вест-Виллидж над закусочной с бургерами, и заказываю место. Все просто.
Я боюсь, что Пенелопу разочарует мое скучное свидание. В описании работы «Блаженства», которое мне попалось на Крейгслист, встречи в барах названы «скукотищей». Я знаю, она их запретила, потому что так свидания превращаются в собеседования, но я не думаю, что Минди захочется играть в «Правду или действие» во время мини-гольфа, или что там Пенелопе кажется увлекательным. Она девушка традиционная. Поэтому, чтобы умаслить Пенелопу, занося свидание в базу «Блаженства», я велю Минди и Адаму принести особый предмет, чтобы узнать друг друга. Я решаю, что у Адама должна быть красная роза, а у Минди коробка шоколадных конфет. Чтобы растопить лед, они оба должны подготовить рассказ о первом в жизни свидании, даже если это был поход в кафе-мороженое в шестом классе. Я нажимаю «отправить» и высылаю обоим информацию. Через полминуты Минди присылает мне целую строку эмодзи, танцующих сальсу, и текст: «Спасибо! ХОХОХОХОХО!»
Я устроила первое свидание, и мне очень, очень хорошо. Я заношу его в календарь телефона: семь вечера в воскресенье – тогда должны встретиться Адам и Минди. Но поздравлять себя мне приходится недолго, потому что через пару минут телефон зажигается: от Минди пришло еще одно сообщение.
Я, конечно, очень рада, что встречусь с А., но просто интересно – есть идеи по поводу второго свидания?
«Охочусь», – отвечаю я.
Вранье. Но я скоро найду человека для второго свидания.
В 11 утра я направляюсь на север, чтобы встретиться с Мэри-Кейт в «La Petite Coquette», бутике белья в Гринвич-Виллидж, и купить ей что-нибудь для брачной ночи. Она взяла отгул, чтобы уладить дела, которые возникают в последнюю минуту перед свадьбой. Я сажусь на поезд, втискиваюсь между парнем студенческого вида, у которого в наушниках орет Бритни Спирс, и пожилой дамой, бросающей на него неодобрительные взгляды, и тут на глаза мне попадается возможная пара для Минди.
Ему под сорок, на нем очки в тонкой оправе, волосы густые, темно-каштановые. Одной рукой он держится за поручень, в другой журнал New Yorker. Кажется, он читает статьи, а не просматривает карикатуры.
Может он понравиться Минди? Наверное, да. Вид такой, будто он скроен из того самого материала, вырасту-в-горячего-папочку, что и двое ее бывших, чьи фотографии она мне присылала: высокий, темноволосый, с хорошими зубами. На нем та самая голубая рубашка от J. Crew, которая есть у каждого мужчины в Америке. Я бы не стала знакомиться с ним ради себя самой, будь я свободна. Но я ведь заговорила первой с Адамом, так? И это чудом сработало.
Я решаю, что сказать что-нибудь человеку в метро не так неудобно, если нужно сразу выходить, – вдруг он откажет. Мне ехать еще одну остановку, еще минута на то, чтобы что-то сделать.
Я огибаю парня с Бритни, который мычит и шевелит губами в такт. Не робей. Я твердо встаю перед Мужиком из Метро и пытаюсь включить самый ровный голос.
– Привет.
Он поднимает пустой взгляд от журнала. Ньюйоркцы не разговаривают друг с другом в метро. Никогда.
– Привет?
– Понимаю, это глупо, но я работаю матчмейкером в службе знакомств и, ну, не могу не думать, вдруг у вас что-то получится с одной из моих клиенток. Интуиция мне подсказывает, что получится.
Бред какой-то. Даже парень с Бритни перестает пританцовывать.
– О Господи. Эм… Ух ты, – говорит Мужик из Метро, улыбаясь и зачесывая волосы назад пальцами.
И тут я замечаю. На левой руке тонкое золотое обручальное кольцо. Как я могла забыть проверить, нет ли кольца?
– Лестно слышать, правда, – говорит Мужик из Метро. Качает головой и смеется: – Но я женат. Супруга будет в восторге, когда я ей расскажу. Она обожает Пэтти Стенджер.
Я издаю сдавленное: «Ясно!» – и проталкиваюсь к двери. Еще и недели не работаю матчмейкером, а уже цепляю женатиков. Отлично! Поезд стучит еще пятнадцать унизительных секунд. Готова поклясться, даже двери открываются медленнее, чем обычно. Я выскакиваю на платформу Юнион-сквер и удаляюсь по лестнице вверх от Мужика из Метро со всей возможной быстротой, лишь бы не сорваться на бег.
На Юнион-сквер, как всегда, толчея. Я жила в трех университетских общежитиях в этих краях, и, когда пробираюсь по заполненной людьми площади, меня накрывает волна ностальгии. Площадь окружают огромные сетевые магазины – Whole Foods, Forever 21, Best Buy – а трава в парке посередине зеленая и густая, и на ней расстелены одеяла для пикника. С десяток кришнаитов в длинных оранжевых одеяниях стучат в барабаны и колокольчики, распевая молитвы. Два подростка проносятся мимо на скейтах. Мы с Кэролайн сидели на этих бетонных ступеньках и говорили, какой отстой будет, когда придется работать на настоящей работе.
Мэри-Кейт уже бродит по бутику, когда я захожу внутрь. Магазин увешан черно-белыми фотографиями знаменитостей с автографами («Ваши лифчики – это что-то!» – написала Дженнифер Эннистон), а у входа посетителей встречает радуга белья из шелка, кружев и шифона. Будущая невеста стоит перед стеной неосязаемых белых вещиц, склонив голову набок, и постукивает ногой в такт тихо играющей балладе Мэрайи Кэри.
В руках у нее два белых бюстгальтера. Один – мечта из кружева миллиметровой толщины и с бретельками из нежных маргариток. Второй – пуш-ап с подкладкой, творение в оборках и тончайших рюшах.
– Какой из них мой? – спрашивает она, поджимая розовые лаковые губы и глядя поочередно на один и другой.
