Дэйт поиграл желваками, сложив руки на груди, изучая серьезное лицо Мильвио.
– Хочешь сказать, что Вэйрэн зло? Что он не спасет от шауттов, а привлечет их? Что будет как в прошлом?
– Я не любитель приносить плохие вести.
– И все же ты говоришь мне об этом, хотя все происходящее доказывает пока обратное.
Мильвио молчал, и молчание это значило гораздо больше, чем все слова.
Дэйт ругнулся, помянул шауттов:
– Полагаю, мне надо прислушаться. После всего, что я увидел, после Талориса я не могу тебе не доверять.
– Талорис… – Мильвио усмехнулся, и эта усмешка была горькой. – Когда-то мой друг и брат сказал, что все плохое наконец-то завершится на Талорисе. Но, к моему сожалению, он ошибся. Оно лишь уснуло на долгие столетия, а теперь, когда его пробудили… все начинается заново.
– Пробудили? Мы?
– Нет, сиор. Один асторэ, не желая этого. И одна указывающая, не понявшая, что ее обманули. А потом… потом все остальные, как я полагаю. Тысячи людей, что поверили в ложь. Я так думаю, хотя и не уверен пока. Знаю одно – все началось с Талориса. Право, лучше бы море Мертвецов навсегда скрыло его в глубине.
Дэйт мало что понял из сказанного. Кроме того что все плохо, а будет еще хуже.
– Как это исправить?
– У меня пока нет решения. Я до сих пор даже точно не знаю, прав ли я.
– Зачем ты пришел ко мне?
Южанин подумал, подбирая правильные слова:
– Из чувства дружбы, надо полагать. Я не могу спасти всех, сиор. Но вы еще можете выжить, хотя знаю, что скажете на мое предложение.
– И каково же оно? – Дэйту все больше не нравилось происходящее. Возникло ощущение, что он падает в пропасть, и ему передалась тревога Мильвио.
– Уезжайте из Скалзя. Сегодня же. Сейчас. Полагаю, этот город уже потерян, как и те, кто в нем живет. Происходит нечто неправильное.
– Нечто неправильное? Что?
– Собаки воют с ночи. И в городе не осталось птиц. Никаких. Ни воробьев, ни воронов, ни даже голубей на площадях. Небо пустое. Так случалось перед Катаклизмом.
– Собаки и птицы, – устало вздохнул Дэйт, опуская плечи.
– Кошки ушли, скотина нервничает, лошади в поту. Они чувствуют то, чего не замечают люди.
– Ты же понимаешь, как это звучит, а? Я не могу прийти к наследнику с этим. Меня поднимут на смех.
– Тебя убьют. – Мильвио неожиданно перешел на «ты». – Сейчас не лучшее время и не лучшее место, чтобы говорить плохо о Вэйрэне. Ты никому ничего не докажешь.
– Я не могу все бросить, сбежать, а потом всю жизнь решать, правильно ли я поступил. На мне долг и обязанности. Я давал клятву.
Южанин грустно кивнул, не собираясь спорить. Протянул руку:
– Что же. Надеюсь, я ошибаюсь. Береги себя, сиор.
– Рукавичка. Она за всем этим стоит?
Мильвио ответить не успел, потому что в саду появился запыхавшийся слуга.
– Милорд! Наконец-то я вас нашел! Первый советник просит, чтобы вы пришли. Дело жизни и смерти!
Тэлмо редко что-то просил. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее.
– Подожди меня, – попросил Дэйт. – Я хотел бы завершить этот разговор прежде, чем ты уйдешь.
Мильвио подумал и кивнул.
– Подожду сколько смогу, сиор. Но не дольше.
Дэйт, хмурясь, шел за слугой, который то и дело пытался сорваться на бег. Что еще стряслось? Поймали шпиона? Очередное покушение на проклятую асторэ? Тараш все-таки объявил войну? Вернулся герцог?
Им пришлось пройти половину жилых помещений, весь замок насквозь, так что Дэйт даже спросил:
– Ты уверен, что сюда?
– Так приказали, милорд.
Наконец он распахнул одну из дверей, приглашая войти.
Дэйт увидел Тэлмо, Грэгсто – начальника тайных дел, нескольких солдат и окровавленного человека, подвешенного за руки на толстой веревке. Ему понадобилось мгновение, чтобы узнать свояка, барона да Мере.
«Не выбрался все-таки», – с сожалением подумал Дэйт за мгновение до того, как ему на голову натянули мешок.
– С ним нельзя так! – Эрек испытывал холодную ярость.
Начальник охраны его отца лежал на полу оглушенный, а двое солдат споро и надежно связывали руки арестованного ремнями, точно пойманному опасному зверю.
– Милорд, он изменник, – мягко напомнил Тэлмо.
– Ты знаешь его дольше, чем я, и называешь изменником? Только потому, что барон назвал его имя? Быть может, они не ладили друг с другом? Или он назвал его, чтобы вы схватили наживку и не искали кого-то более важного? Дэйт всегда был верен нашей семье.
– Они встречались недавно, – проскрипел Грэгсто, связки которого были повреждены, когда его пытались повесить где-то в Ириасте. – Это большой заговор, милорд. Сейчас мои люди хватают преступников по всему Скалзю. Некоторые оказывают сопротивление гвардейцам.
Эрек ощутил полную беспомощность. Он очень устал. Периоды просветления сменялись темными провалами в памяти, когда он говорил, смотрел, смеялся, но видел себя словно со стороны. Словно это был не Эрего де Монтаг, а кто-то чужой, совершенно незнакомый.
– Заприте его и не смейте трогать, пока не вернется отец. Он решит, что делать.
– Милорд, он может знать о других предателях. Если мы промедлим… – начал Грэгсто, но наследник резким жестом остановил его.
– Не трогать! Это ясно?
– Хорошо, милорд, – покладисто согласился Тэлмо.
– И барона тоже… больше не трогать. Пригласите к нему лекаря.
– Так и сделаем, милорд.
У Грэгсто было иное мнение на сей счет, он не скрывал его, но Эрек и слушать ничего не хотел. Видя дурное настроение наследника, в эту минуту слишком похожего на своего отца в гневе, никто не решился оспаривать его решение. Пускай парень и был слишком молод и совсем недавно никто не воспринимал его всерьез.
Рукавичка вместе с двумя «Золотыми карпами» ждала его в соседнем зале, в окружении охраны из десятка гвардейцев, тех, кто истово верил в Вэйрэна.
– Все будет хорошо, милорд, – сказала она ему. – Дэйт храбро сражался с шауттами, не сомневаюсь, что правда окажется на его стороне. Я, если желаете, поговорю с вашим отцом.
– Он все время у меня здесь, – тихо сказал ей Эрек, дотронувшись до виска. Его куда меньше волновала судьба арестованного, чем то, что с ним происходило. Если бы наследник не слышал настойчивый шепот, то счел бы, что его кто-то травит медленным и странным ядом. – Это больно. Я словно схожу с ума.
Рукавичка подняла руку:
– Вы позволите, милорд?
