Падение длилось и длилось, хотя, возможно, кто-то иной назвал бы его планированием, которое совершалось по достаточно пологой дуге. Все время вниз и вперед, в ночь, в которой не было ни начала, ни конца.
Лев не махал крыльями, просто держал раскрытыми, опираясь на пустоту, и Дэйт ощущал, как они подрагивают от невидимых ему сил, как горят кобальтовым светом маховые перья, как в воздухе образуются синие полосы от них, исчезая за спиной.
Движение вниз для огромной кошки оказалось не самой легкой задачей, ее тело оставалось напряжено, уши прижаты и взгляд устремлен во тьму, в только ей видимую точку.
Дэйт тоже был порядком занят, пытаясь удержаться на широкой для него спине. Разумеется, ни седла, ни стремян, ни уздечки предусмотрено не было, и воин здраво опасался соскользнуть (такое чуть не случилось в самом начале полета), рухнуть в бесконечное ничто, чтобы вечно падать там, где нет никакой земли и неба.
Он держался за шерсть, густую и плотную, сгребя ее в два пучка и крепко сжав кулаки. Лев, кажется, не возражал или же просто не замечал такой мелочи. Дэйт то и дело смещался вперед, пока ему в бок не врезался сигнальный рог, закрепленный на поясе треттинца. Тогда приходилось ерзать, пытаясь вернуться в исходное положение, чтобы после все повторилось по новой.
По мнению воина, летать оказалось не так интересно и приятно, как ему думалось в далеком детстве.
Мильвио, на взгляд Дэйта, приходилось еще хуже. Он сидел первым, низко склонив голову и повязав шерстяной шейный платок на лицо, чтобы хоть как-то защититься от тугого потока воздуха. Держался одной рукой, запустив ее глубоко в гриву, второй все время контролировал меч, слишком длинный и сильно мешающий в том ненадежном положении, в каком находился треттинец, норовивший «провалиться» вперед и слететь через голову льва.
Дэйту сказали держаться, предупредили о том, чтобы не боялся, что произойдет кое-что необычное, и… на этом все объяснения. Хотя он очень желал узнать, как долго продлится падение. Где они находятся? Куда пропала земля и вообще привычный мир? И в какую сторону, забери их все шаутты, они летят?
На краю зрения появилась белая точка, и Дэйт резко повернул голову вправо, решая, что ему почудилось. Но нет. На черном бархате проступило нечто размером с игольное ушко.
Точка медленно пульсировала, словно подмигивала ему, а затем внезапно лопнула ломаной бесконечно длинной линией, разрубившей мрак с бесцеремонностью солдата, вторгшегося в чужой город. Звук был точно кто-то чиркнул бритвой по грубой мешковине, разрезая ее.
Линия осталась, и тут же снова сверкнуло – и еще одна полоса пронзила реальность, на этот раз поперек «неба», так близко, что Дэйт ощутил запах грозы.
Мильвио даже не дернулся, а лев падал все по той же траектории, словно выпущенная стрела, которая никак не может долететь до цели.
Третья. Четвертая. Пятая… Пятнадцатая. Их появлялось все больше и больше. Теперь мрак вокруг напоминал черное зеркало, по которому что есть силы ударили шестопером и во все стороны разбежались трещины.
Шерсть зверя встала дыбом, и Дэйт знал, что его волосы сейчас точно так же торчат в разные стороны. По маховым перьям юркнули ящерки мелких, извивающихся молний.
Мильвио обернулся и впервые за время полета нарушил молчание.
– Держись! – что есть силы крикнул он.
Мешок мрака, в котором они падали, не выдержал, разошелся по швам, и лев ударил крыльями, вывалившись в реальный мир среди безумных вспышек. Дэйт, хоть и был предупрежден, ощутил, как невидимая сила отрывает его, пытается утащить вверх. Он напряг руки, буквально закидывая себя обратно на спину волшебного существа, вбил ноги ему в бока, стараясь закрепиться, понимая, что скорее всего сделал д’эр вин’ему больно, но сейчас его задачей было не сорваться – а не думать о том, что с ним сотворит летающий хищник, когда… или «если» приземлится.
Они оказались среди серого дневного света, бледного, холодного, безрадостного, с трудом сочащегося сквозь облака, которые лежали и над, и под ними… Ветер здесь выл как безумный, пробирая даже через свитер и стеганный гамбезон. Дэйт, который, как и любой человек со времен Катаклизма, не бывал в полете, мгновенно потерял всякое представление о том, где верх, а где низ, и у него возникло совершенно не свойственное ему паническое чувство, что они летят опрокинувшись и он вот-вот упадет.
Лев мощными взмахами крыльев бросил их вперед, облако поглотило все вокруг, сделав мир еще серее и холоднее, а затем Дэйт оказался в сердце дождя, промокнув насквозь всего лишь за несколько секунд.
Сразу стало еще холоднее, и он понял, что слышит стук собственных зубов. Под ними замерцало, показалось серое сморщенное одеяло, тут же скрывшееся в облаке, но через миг они снизились, под все тем же проливным дождем, жгучим, заливающим глаза, вот-вот грозящимся превратиться в снег, застыть ледяными крупинками в волосах и одежде.
Ветер теперь бил в спину, подставлял плечо под крылья льва, гоня его вперед, и Дэйт понял, что за сморщенное серое одеяло внизу.
Море.
Буйствует. Ревет. Рокочет. Корчится от страшного шторма, пытается дотянуться до чужаков, множа волны, превращая их в валы. Ему потребовалось мгновение, чтобы сопоставить размеры и осознать, насколько чудовищно, должно быть, находиться внизу и насколько смертельно – в воде. Никакой корабль не выдержит подобного шторма.
Это была сама смерть. Стихия, выжить в которой можно лишь на глубине и только рыбам.
У Дэйта промелькнула мысль, что он не понимает, где они «выпрыгнули» из мрака. Откуда в Горном герцогстве море? Да еще такое свирепое? Оно совсем не похоже на Жемчужное и уж точно не Лазоревое, да и далеко побережье от места, где они с Мильвио встретили льва.
Он склонился вперед, едва ли не коснувшись спины треттинца лбом, не желая больше смотреть по сторонам и думая, что, возможно, они еще где-то в глубине Червя и все происходящее ему лишь чудится из-за голода и недостатка воды.
Промелькнула пепельная полоска прибрежного песка, каменная гряда, бурная река, прыгающая от порога к порогу, сжатая скалистыми берегами, поросшими низкими кривыми елками. Д’эр вин’ем лег на левое крыло, делая быстрый разворот, заметив широкую проплешину в лесу, рыже-коричневую, закутанную в перину свинцового тумана, окруженную высокими кустами лещины.
Он приземлился возле разбросанных круглых замшелых камней, похожих на чьи-то огромные головы, точнее, на их макушки, торчащие из пожухлой травы, и Дэйт буквально сполз с него, скатившись по боку и упав рядом с лапами.
Он совершенно обессилел от долгого блуждания во мраке, от скудного рациона, перелета и холода. Мильвио, оказавшись рядом, рванул его за плечо, пытаясь поставить на ноги.
– Надо двигаться, иначе вы насмерть замерзнете, сиор. Следует укрыться от дождя, разжечь огонь и высушить одежду.
Дэйт увидел, что его спутник тоже дрожит. Треттинец что-то сказал льву на непонятном языке, тот громыхнул в ответ, ушел в небо, накрыв их волной студеного воздуха с водяной взвесью, в которую превратились раздробленные дождевые капли.
