– На нем перчатки.
Все посмотрели на руки Эль-Шельха. Звонкий смех Карии был ей ответом:
– У моего почтенного знакомого больные суставы, он мажет руки мазью, а потом надевает перчатки. Вот. Видишь?
С этими словами Кария взяла перо из рук толстяка:
– Просто перо.
– Нет. Не просто, – Шерон не улыбалась. – Иначе бы мы здесь не собрались. Ответь мне, для чего оно, и, если я поверю в твои слова, быть может, мы придем к соглашению.
– Ответь ей, почтенный, – попросил Ярел, заметив кивок блондинки.
Решал здесь совершенно не он.
Эль-Шельх облизал губы, явно желая оказаться как можно дальше отсюда:
– Старые книги говорят, что если все сделать правильно, то такой предмет способен на несколько часов подчинить тзамас, хозяйку мертвых. Это эксперимент, госпожа.
Шерон внешне осталась спокойной, но думала быстро. Она некромант, по крайней мере, у нее есть такие способности. Покажет ли это перо? Особенно если его делал по старым книгам человек, который никогда прежде не занимался ничем подобным? Девушка сомневалась. Но если даже и «да», вряд ли будет хуже. Испуганные люди, подозревающие ее, могут убить лишь из страха.
– Почему сейчас? Я уже давно в гостях у его светлости.
– Пришла пора понять, что с тобой делать, чужестранка, – нехотя ответил Ярел.
– Я не некромант. Так называли людей с моим даром много веков назад. Теперь мы указывающие. Но между нами огромная разница. – Шерон взяла перо у Карии, покрутила его в руках, не ощущая ничего необычного. – Что теперь, господин? Я должна была почувствовать боль? Закричать? Рассыпаться пеплом? Или мертвым требовалось подняться из могил и восславить герцога Карифа?
Произнося эти слова, в который раз за день Шерон подумала, что порой она становится слишком похожа на Лавиани.
– Позволите? – Эль-Шельх осторожно забрал у нее «артефакт», достал из-за ворота халата круглое зеркальце, кряхтя опустился на колени и поджег перо. Пламя стало синим, и Шерон почувствовала, как мурашки пробежали по ее спине.
Никто не дернулся, не закричал. Не удивился.
Перо сгорело с противным запахом, пепел отразился в зеркале, и мужчина с разочарованием произнес, несколько раз кашлянув перед этим:
– В книгах написано, что зеркало мутнеет. Но оно осталось прежним. Прошу меня извинить, но моя книга, кажется, ошиблась.
– Ничего, почтенный, – успокоила его Кария. – Вы все равно оказали его светлости большую услугу своей старательностью. Уверена, он это оценит. А отсутствие результата в нашем случае тоже результат. Думаю, вы можете вернуться в покои Приема и отдохнуть. Распорядитесь, чтобы гостя герцога встретили как подобает.
– Вы очень любезны. – Толстяк поклонился женщинам, помешкал мгновение, поклонился и Шерон, а затем посеменил за одним из гвардейцев.
– Синее пламя. – Указывающая сложила руки на груди. – Вы не удивились, увидев его. Значит, поняли, что оно со мной не связано. Вряд ли во дворце асторэ или шаутт. Полагаю, заблудившийся из зверинца герцога выбрался на волю. Как давно?
– Уже больше четырех лет.
Она втянула воздух сквозь сжатые зубы, словно ей стало больно, но нельзя кричать. Четыре года! Четыре! Шестеро! Они совсем не оценивают риски.
– Это долгий срок. Вы могли отправить в Летос письмо для нашего герцога, и он бы прислал вам кого-то из указывающих. Зачем так тянуть?
– Нам нужна помощь, Шерон, – вместо ответа сказала алагорка.
Даже удивительно, что они все же решились ее попросить.
– Хорошо. Я помогу.
– На каких условиях?
Шерон подумала, насколько же жители Карифа отличаются от ее соотечественников. Всегда ищут подвох.
– Нет никаких условий, Кария. Я – указывающая, мой долг – отправлять заблудившихся на ту сторону. Но мне нужны подробности произошедшего.
– Он вырвался из клетки, – сказал Ярел, – когда мастера собирались повесить ему цепь на ногу. Мы изолировали крыло Скарабеев. Теперь он там.
– Вы видели его после этих событий?
– Несколько раз, со стен, в ночное время, сразу после случившегося. А потом нет. За все время никого. Многие полагают, что он давно сдох.
– Мертвый не может умереть. Ему не нужна еда, чтобы «жить». И пламя все еще горит синим, значит, не нашлось того, кто бы отправил его на ту сторону. Он все еще внутри. Сколько человек погибло прежде, чем вы закрыли двери?
– Девять. Стольких мы недосчитались.
– Был день?
– Вечер.
– Уже стемнело?
– Да.
Шерон сделала выводы из услышанного.
– Сколько из девяти были детьми?
– Это так важно?
– Раз я спрашиваю, то да. Важно.
– Ни одного, насколько я знаю.
– Что-то подозрительное после этого случалось?
– Никто не пытался покинуть территорию крыла Скарабеев, если ты об этом, женщина.
– А проникнуть туда?
Ее вопрос заставил воина хмуриться:
– Его светлость приказал разобраться с проблемой, и я пошел вместе с моими солдатами.
Указывающая новым взглядом посмотрела на человека, который хотел отправить ее к палачу. Он безусловно храбр и, вне всякого сомнения, не слишком умен.
– Сколько не вернулись?
– Двенадцать.
– Это было днем?
– Да, Шерон. Днем. В полдень. Мы не идиоты, знаем легенды. Убитые заблудившимся ночью сами становятся заблудившимися.
– Ничего вы не знаете! – Указывающая до боли сжала кулак, так что кости гранями врезались ей в ладонь. – Вы предоставили им лишь дополнительный материал из костей и плоти. Скольких вы видели?
– Каждый из выживших говорит о разном количестве. От трех до… бесконечности. Я видел двух, одного мы убили.
– Их нельзя убить мечами. Вы просто обездвижили его на какое-то время. Насколько большая территория?
– Большая, – вклинилась Кария. – Раньше крыло Скарабеев относилось к Женскому Углу. Три отдельно стоящих здания. По пять этажей, много помещений, закрытые дворы, которые не просматриваются со стен. Три сада, восемь бассейнов.
– Подземелье?
Кария вопросительно посмотрела на Ярела, прося его продолжить.
– Да. Есть подвалы.
– Из них можно попасть в другие части дворца?
– Нет.
– А в город?
Шерон заметила его колебание.
– Нет. Нельзя. Мы завалили все проходы, поставили решетки. Крыло полностью изолировано от внешнего мира.
