– Мой друг собирается спустить меня с этой площадки, сиор, – сказал Мильвио. – Не желаете присоединиться к нашей крылатой компании?
Глава десятая
Женский угол
Мой друг, ты жалуешься, что у тебя не получается договориться с Тайным советом. Понимаю, в Эльвате ты человек новый и потому не видишь важных вещей, что скрыты. Позволь мне рассказать тебе, как здесь делаются дела. Взятки, что ты тратишь на Ближайших, не играют никакой роли. Ибо люди эти не могут повлиять на герцога. Они будут и дальше принимать от тебя золото, соколов, скакунов, туаре и заверять, что скоро всё решат, но не позволь обмануть себя.
Поступи так.
Добудь ткань серфо, о которой мечтает каждая женщина Карифа, но ту, что темнее ночи. Привези из Ириасты вино, сделанное из спелых медовых ягод, но чтобы оно едва вытекало из бутылок, таким густым должно быть. Отправь подарки с заверениями уважения для Ясмин, Любимейшей из Четырех, Той-что-даровала-воду и Сплотила Нацию. И если она и ее сестры останутся довольны и предложат помощь, изложи им свою просьбу, и тогда об этом узнает герцог. Поверь, женщины позаботятся о том, чтобы он принял правильное решение. И пойми уже наконец, что настоящая политика в Карифе происходит в Женском Углу.
Из письма представителя Торговой гильдии
Вода бежала по серебряным желобам, закручиваясь в воронки, искрясь и впитывая в себя тона стеклянного потолка, сложенного из разноцветных пластин, привезенных из древнего, всеми забытого храма, найденного в джунглях Черной земли. Отец Азима Эш-Тали заплатил торговцам целое состояние, чтобы они продали это уникальное стекло именно ему, а не герцогу Дагевара, которому оно предназначалось изначально.
Семнадцать потоков, рождаясь из желобов, падали в глубокий бассейн, на дне которого золотыми острыми плитками мастера выложили грифа, в полдень вспыхивающего при касании солнца, чьи прямые жаркие лучи проникали через витражную крышу. Блики от грифа плясали встревоженными солнечными зайчиками на резных колоннах, балконах и лестницах герцогских бань и купален. Запрыгивали в тихие гроты, скользили по воде, заглядывали в массажный зал и нежно касались тел обнаженных девушек, что проводили здесь часы в спокойствии и отдыхе.
Шерон заинтересовал камень, из которого были сложены залы, колонны, лавочки, фонтаны и статуи. Темно-розовый, немного шершавый, но не такой грубый, чтобы резать голые стопы. Подобный она встречала на Летосе, в вересковых пустошах, на месте старых замков, где когда-то жили люди Единого королевства.
Она трогала его пальцами и любовалась резьбой на колоннах, рассказывающей о людях прошлого, о таувинах и эйвах, в те времена, когда мир оставался молодым и не знал Катаклизма. Но больше всего ее восхищали «воздушные» ажурные балконы, выточенные прямо в камне, выступающие вперед, над бассейном, с которых можно было протянуть руку и дотронуться до водопадов.
Она наблюдала за женщинами, что здесь отдыхали.
Почти все молодые, почти все обнаженные, они плескались в бассейне, сидели на бортиках, беседовали, смеялись, пили ярко-алый освежающий напиток, лежали на лавках, рисовали и читали книги.
Белокожие высокие алагорки. Стройные, хрупкие, похожие на гибкие побеги ириастки с миндалевидными глазами. Несколько рыжих всполохов Варена, Тараша, а может, и Летоса. Оливковые треттинки с черными, блестящими волосами, текущими по их плечам и спинам точно ручьи. Уроженки Лоскутного королевства, чьи радужки всегда разного цвета, с золотым мерцающим ободком. Смуглые соланки, синеглазые даворки, похожие на осторожных газелей карифки с многочисленными косичками и даже мутки с лоснящейся, будто намазанной маслом угольной кожей.
Они заметили новенькую, но не досаждали ей, лишь несколько из них улыбнулись.
Где-то наверху играла музыка, ставшая для ее уха привычной, хотя раньше, когда указывающая только приехала в Кариф, казалась странной. Незнакомые смычковые инструменты, дудки, барабаны, тягучие мелодии, такие неспешные и сонные, словно горячий воздух, текущий по городским улицам в середине дня.
Шерон села на бортик, в самой дальней части зала, где мало кто ходил, так, чтобы от большинства любопытных глаз ее скрывали многогранные колонны, и, жмурясь от бликов, игравших на воде, думала, к чему это все сегодня.
Указывающую в первый раз за несколько недель выпустили из «сада», как она называла свою новую тюрьму, и оставили без присмотра. Впрочем, Шерон не настолько обольщалась, предполагая, что уж здесь-то достаточно глаз, чтобы следить за ней.
Весь вопрос был в том, почему ей дали чуть больше свободы? Пускай и свободы кажущейся. Сочли не опасной? Готовы что-то попросить?
– Ты новенькая?
Женщина чуть старше ее села рядом и дружелюбно улыбнулась.
– Я – Кария.
Имя было савьятским, но на савьятку незнакомка походила мало. Яркие голубые глаза и волосы медового оттенка, острый подбородок – известная красота женщин Нейкской марки.
– Шерон.
– Ты в одежде, Шерон.
– Что?
Еще одна улыбка и изящный жест рукой:
– Ты, должно быть, видела каменных птиц, что стоят в некоторых залах?
– Да. Конечно.
– Они ограничивают Ближний круг, это двадцать шагов до воды. В Ближнем кругу следуют старым традициям. Никакой одежды и сапфиров.
– Почему сапфиры?
Легкий смех:
– Никто уже не помнит. Вы, северянки, всегда стеснительны поначалу. Если тебя это смущает, здесь женская половина дворца. Ни одному мужчине сюда ходу нет.
– И герцогу? Хотя это его дворец.
– Его. Но традиции важны, и он никогда не оскорбит тех, кто находится в Ближнем кругу.
Шерон молча сняла длинную шелковую рубашку. Кария снова улыбнулась:
– Если тебе понадобится помощь или компания, только позови.
Указывающая благодарно кивнула и соскользнула в воду, чувствуя кожей приятную прохладу.
Бассейн оказался куда больше, чем она представляла. То, что пленница видела, было лишь малой частью: там за балконами он поворачивал под прямым углом, тянулся через просторные, часто совершенно пустые залы, через маленький туннель, занавешенный мягкими, бледно-зелеными побегами, свисающими со стены, под открытое небо, в сад полный солнца, ароматов спелой смоковницы и пения чудесных, незнакомых птиц.
Она плавала больше часа, пока мышцы не устали. Ее одежда пропала и, выйдя за пределы каменных грифов, она завернулась в лежащее на лавке хлопковое полотенце, как это делали другие девушки. Служанка, появившаяся точно по волшебству, закрепила сползавшую с плеча полоску ткани золотой заколкой и исчезла.
Указывающая, все еще не веря, что может ходить здесь совершенно свободно, прогулялась по богатым залам, наблюдая, как другие посетительницы играют в шандж, пьют освежающие напитки, кальгэ, едят пирожные, фрукты и ведут беседы. Одна треттинка играла на маленькой арфе, другая, коротко стриженная, совсем еще девочка, спала, свернувшись калачиком у ее ног и положив ладошку под щеку.
