Ничего этого нет, убеждает себя Дарлинг, переводя взгляд с мертвого пса на «Лендровер», ничего нет. Янека, Кристиана и Тео нет тоже, хотя именно в этот момент они распахивают двери дома и бегут к автомобилю…
* * *
…Все это есть.
Смерть Даша — реальна, как и смерть Амаку. С той лишь разницей, что пес умер естественной смертью, а Даша была убита.
Кто первым произнес это слово — убийство? Кажется, Ян.
Еще когда они были на полдороге от дома к «Лендроверу», Дарлинг увидела, как машина мигнула фарами, а потом пискнул центральный замок. Если бы сразу после этого Дарлинг поднялась с бордюра, она бы успела подойти к джипу первой. Но она осталась сидеть: хватит с нее заглядываний в окна и дерганий дверей, пусть это делают другие.
Кристиан так и не вылез из своей нелепой рождественской пижамы, Тео предстал перед Дарлинг в белом атласном халате с черными отворотами, не менее щегольском, чем его костюмы. И лишь Ян выглядел так же, как вчера на дне рождения, как будто и не ложился вовсе: джинсы и жилетка на голое тело.
Ян оказался единственным, кто приблизился к машине. Тео остановился поодаль, достал из кармана мятую упаковку каких-то таблеток и сунул одну из них в рот.
— Вы нашли ключи? — спросила Дарлинг, безучастно разглядывая острые щиколотки подошедшего Криса.
— Они оказались на месте… Лежали в этой проклятой раковине.
— Там, где вы искали их с самого начала?
— Да. Я ничего не понимаю… Их там не было, я все перерыл. Да там и перерывать нечего. Но их там не было точно. А потом я пошел за Яном и Тео.
— Вас не было очень долго.
— Дом… Он большой. У меня из головы вылетело, где находится комната Яна. Я только потом вспомнил, что она на первом этаже, рядом с кухней. Но сначала пришлось подняться на второй. Встретил француженку на лестнице…
— И ничего не сказали ей?
— Вы просили разбудить только Яна и Тео. Я не стал говорить, пока все не прояснится. Я поступил неправильно?
Еще один чертов дурак!..
— Но раз я уже был на втором этаже… Тео узнал первым. А потом я спустился вниз, к Яну. А потом… не знаю почему… снова заглянул в эту раковину. И ключи лежали там. Сверху. Как я их мог не заметить, ума не приложу.
Кристиан слишком много говорит, захлебываясь и теряя окончания. Делает длинные паузы между словами — почему у Дарлинг возникло ощущение, что он юлит и изворачивается?
Потому что он юлит и изворачивается.
Но Дарлинг готова слушать его бессмысленное вранье про ключи вечно, лишь бы отвлечься от происходящего совсем рядом: обе задние дверцы «Лендровера» распахнуты, Ян стоит, зажав виски ладонями, а Тео…
Тео вырвало прямо на плитку.
Значит, все это — правда. Значит, там, в машине, на заднем сиденье, укрытая одеялом, лежит мертвая Даша. Женщина, которую любил каждый из этих мужчин, что они будут делать теперь? А в доме есть еще мужчины, которые любили Даша, которые любят, — что они будут делать теперь?..
Наверное, нужно подняться; иначе худые щиколотки Кристиана вопьются в память Дарлинг как репей и будут преследовать ее до конца жизни.
— Это вы… нашли ее?
Не зря Дарлинг понадеялась на Яна, он сумел собраться и теперь задает вполне осмысленные вопросы.
— Я нашла Лали. Она была здесь, возле машины. И так ужасно кричала… Вы не слышали крика?
— Нет. Моя комната на другой стороне дома. — Удивительно, но Ян вдается в такие же пространные и необязательные объяснения, что и Кристиан. — И я достаточно крепко сплю. Я ничего не слышал…
— Она звала маму и пыталась дотянуться до стекла. Я заглянула в машину и все увидела. Нет… Сначала я увидела не все. Увидела, что кто-то просто лежит на заднем сиденье. Попыталась открыть дверцу, но машина была заперта. Потом… Потом все и обнаружилось.
— Значит, вы брались за ручки.
— А как еще можно было проверить? Это была естественная реакция.
— Конечно.
— Что бы вы сделали на моем месте? В первые секунды, когда еще ничего не ясно, кроме того, что плачет ребенок и что в машине кто-то есть. — Теперь и Дарлинг присоединяется к сообществу говорунов.
— Я поступил бы так же, — вынужден признать Ян.
— Я думала о Лали. О том, что ее нужно увести отсюда. Забрать. Раз уж… ничем нельзя помочь.
— Вы так сразу и решили? Что ничем нельзя помочь?
— Я видела ее… — Дарлинг старательно избегает имени Даша. Произнести его вслух означало бы окончательно признать: это случилось именно с ней, ни с кем другим. — И видела рану.
— Да.
Ян снова прижимает ладони к вискам, и этот его жест болью отдается в сердце Дарлинг. Но боль Дарлинг — ничто по сравнению с тем, что испытала Даша в последние минуты жизни.
— Возле дома я столкнулась с Кристианом и Исой. Сказала Крису, чтобы он позвал вас. Вот и все. Нет, не все. Еще собака.
— Собака?
— Она мертва. И Магда, жена Тео.
— Она что? Тоже мертва? — буднично спрашивает Ян. После апокалиптической смерти Даша все остальные смерти несущественны.
— Нет. Она жива и здесь, рядом. Но она… не совсем в себе.
— Что значит — не в себе?
— Сами увидите, если ее удастся вытащить из кустов.
— Она что-то видела?
— Я не знаю. Наверное, Тео нужно забрать ее отсюда. Увезти.
— Нет. — Ян пристально смотрит на Дарлинг. — Никто никого не увезет. Никто никуда не уедет. Потому что это — убийство. Ее… убили, понимаете? Я вызову полицию, а до этого ни один человек не покинет дом.
Убийство. Это гораздо серьезнее, чем лепет Магды о шаманских штучках.
— Местная полиция… Вот черт, я не знаю, что такое местная полиция.
Единственные люди в форме, с которыми до сих пор сталкивалась здесь Дарлинг, — полицейские на паспортном контроле. Темнолицые, маленькие, слишком суетливые, представить их расследующими серьезное преступление просто невозможно. К тому же их английский примитивен и сводится к нескольким дежурным фразам, а здесь все говорят по-английски. А Анн-Софи — еще на нескольких языках, но кхмерский она не упоминала. Или… на каком языке здесь говорят?
— Вы сомневаетесь в их профпригодности? — спрашивает Дарлинг.
— Я ничего не знаю об их профпригодности. О какой профпригодности может идти речь, когда здесь в недавние времена вырезали половину населения? Не самую худшую…
— Но… мы же не можем оставить все вот так…
— Нет.
В этот момент в глубине дома раздается пронзительный звонок.
