€150
И это еще не все, под ценником виднеется еще один клочок несорванной бумажки: «Cotonou, rue du Renouveau, 3..».
Цифра за тройкой почти не просматривается, она погребена под ста пятьюдесятью евро, но и без того Дарлинг ничего не хочет знать о ней.
— Ваш чай. — Вернувшийся хозяин держал в руках маленький блестящий поднос с таким же, как у Костаса, стаканчиком. Только красным.
— A-а, да. Спасибо.
Под пристальным взглядом парня в жилетке Дарлинг поставила кота обратно на полку, взяла стаканчик и сделала первый глоток. Чай оказался горячим, но не обжигающим, с сильным привкусом мяты и очень сладким.
— Поговорите с ним. Относительно… — Костас дернул подбородком в сторону кота. — Быть может, вам он не откажет.
Хоть бы отказал!..
У Дарлинг нет времени на то, чтобы отговорить Костаса от покупки, — да и какие аргументы она может привести? Кот плохо пахнет? Внутри кота спрятана чья-то пугающая тайна? Чья-то смерть, подлинная или мнимая? Кот уже являлся ей во снах — и все эти сны были кошмарами. Костас и слушать ее не станет, наоборот — любая попытка разубедить в целесообразности обладания вызовет лишь удвоенное желание обладать. Удесятеренное. Такова человеческая природа, и Костас никакое не исключение. Вот если бы он не знал английского! Тогда можно было бы мило поболтать с хозяином о всяких пустяках, о погоде, о том, как прекрасен Берлин транзитом, — и выдать всю эту дребедень за безрезультатный торг с хозяином.
Но Костас знает английский. И неплохо подкован в немецком; разноязычных слов, которые он заучивает каждый день, наверняка хватит, чтобы произнести: «Мне нужна эта вещь, и она будет моей». Как бы извернуться, чтобы дать понять Костасу, что Дарлинг на его стороне, и в то же время дать понять хозяину, что она — на его?
Что сделала бы Джин?
Небрежная красавица Джин уломала бы хозяина в течение пяти секунд и получила кота совершенно бесплатно. Она ни за что не отказалась бы от тайны.
— Ваш кот продается?
— Кот?
— Вот этот. Железный.
— Это не железный кот. Это бронзовый бенинский леопард. И он не продается.
Вот как! Кот оказался леопардом, но сути дела это не меняет. Если подумать — леопард еще опаснее кота, а прилагательное «бенинский», очевидно, относится к его родине — Бенину. Кажется, это где-то в Африке, в самом ее сердце, сухом и выжженном, а может, на берегу океана. Африка омывается океаном или даже двумя. Точнее мог бы сказать Паоло — с самолета обзор лучше. Возможно, он смог бы разглядеть и хозяина лавки: за то время, что парень готовил чай, конкретики в его лице не прибавилось.
— А что, бенинские леопарды чем-то отличаются от других леопардов?
— У меня есть брошюра об искусстве Бенина. Стоит всего три евро. Там вы все прочтете о леопардах. И о многом другом.
— Замечательно. А сколько стоит этот… бронзовый леопард?
— Я же сказал: он не продается.
— Странно… У него на брюхе ценник.
— Эту вещь я купил для себя.
— И при этом не отклеили бумажку? А… святые продаются?
— Святой Франциск — тридцать евро. Святой Януарий — тридцать евро. Святой Каспар, покровитель путешественников, — тридцать пять. Святая блаженная Августина — сорок. Все скульптурные миниатюры датируются серединой и концом девятнадцатого века, крашеное дерево.
— Н-да… — пожала плечами Дарлинг. — Недорого нынче стоит святость. Значит, вы купили леопарда для себя? А почему тогда он стоит на полке с вещами, которые продаются? Вы вводите в заблуждение потенциального покупателя.
— Это бесплодная дискуссия, — вежливо заметил хозяин «Мали Ба». — Если я сейчас уберу леопарда с полки, можно будет считать ее закрытой?
— Я дам вдвое больше указанной цены. — Дарлинг вовсе не собиралась говорить этого, но почему-то сказала.
— Святая блаженная Августина была бы хорошим приобретением.
— Значит, вы не продадите леопарда?
— Нет.
Ее босс может быть доволен: Дарлинг сделала все, что могла. Старательно торговалась, ловила продавца на мелких несоответствиях и уличала в откровенной лжи, но выше головы не прыгнешь. Иногда нужно и отступить, а не доводить ситуацию до абсурда и угроз вызвать Polizei, если клиент не хочет угомониться.
Конечно же, Костас не был доволен.
Мельком обернувшись, Дарлинг была потрясена переменами в его лице, обычно исполненном значительности — мужской и человеческой. Казалось, что жесткий и властный каркас, поддерживающий это непроницаемое лицо, в одно мгновение треснул и развалился. И на волю вырвались эмоции, которые больше приличествовали бы ребенку, а не взрослому мужчине. Отчаяние, ярость, надежда… Надежда на всех богов сразу, а больше всего на нее, Дарлинг: давай, девочка, ты же можешь решить эту проблему, не разочаровывай меня!..
— Можно вас? — Дарлинг понизила голос до шепота и взяла хозяина «Мали Ба» за рукав. — На секунду. Это очень важно.
Парень пожал плечами, но повиновался, и оба они отошли в дальний угол зальчика, под сень огромных кабинетных часов с корпусом из красного дерева.
— Я соврала, — прошептала Дарлинг. — Этот человек не мой друг. Он мой босс. Очень влиятельный человек. И ему зачем-то нужен ваш бенинский леопард. Он за ним по всему миру гоняется, уж не знаю почему. Наверное, это очень ценная вещь, и найти ее здесь… Это было чудом, понимаете?
— Это отличная вещь. Но она не обладает той ценностью, которую вы ей приписываете.
— Да я вообще ее в гробу видела…
— Что?
— Черт, простите… Это русская идиома. Означает всего лишь то, что лично мне эта вещь не нужна. Ни за цену, указанную на бумажке, ни бесплатно. Лично мне он не нравится, ваш леопард. Лично я считаю, что держать при себе такие вещи опасно. Мало ли… Но он, мой босс… Он считает по-другому. Ведь это не единственный такой леопард в мире?
— Нет.
— То есть в природе они встречаются частенько?
— Не очень часто. Но встречаются.
— И это не музейный экспонат?
— Нет.
— Вот! И вы как человек знающий… — тут Дарлинг решила подольститься к парню. — Не какой-нибудь любитель, а профессионал… Легко можете разжиться другим. Таким же, и даже лучше. А этого… Продайте мне этого чертова леопарда. Иначе он меня уволит.
— Кто?
— Мой босс. Эти русские боссы — кошмарные люди. Кровожадные и все такое.
— Он плохой человек? — В голосе парня послышалась заинтересованность, и Дарлинг на секунду задумалась: а не слишком ли далеко она зашла?
— Ну человечиной он не питается… Нет, я не могу сказать, что он плохой человек. Просто он терпеть не может обломов.
