— Винджиле! — вслух произносит Дарлинг.
— Не понял?
— Даша говорила мне, что в Мике скрыта какая-то неимоверная сила… И что прежней его владелицей была легендарная жрица Винджиле.
— Хорошо хоть не Адольф Гитлер, иначе мы никогда бы не выиграли войну. — Йен скептически хмыкает. — В детстве я тоже любил фильмы про Индиану Джонса и всякие там копья судьбы.
— А я — нет.
— Ну конечно. Всем Индианам Джонсам дамочки предпочитают «Секс в большом городе».
Спорить с покемоном бесполезно, тем более что он снова отвлекся на внутренности полки. И даже сунул туда лупу.
— Вы говорите — Винджиле?..
— Да, а что?
— Может быть — Хванджиле?
О господи, так и есть!.. Ну конечно же, Хванджиле, как она могла забыть? «Хванджиле, дагомейская жрица», именно так отрекомендовала средневековую укротительницу Мика Даша. Вот только каким образом об этом догадался Йен?
— Верно. Откуда вы знаете?
— Ну читать я еще пока не разучился. Вы видели надпись?
— Надпись? Я не видела никакой надписи…
— Кто-то выцарапал это имя. Здесь, на задней панели… Погодите-ка…
Самым бесцеремонным образом Йен начинает свергать головы с постаментов, сбрасывать их в кучу. Ухув-элао стукаются друг о друга, и Дарлинг, инстинктивно зажмурившись, ждет немедленного наказания за подобное святотатство. Разряда молнии, который должен поразить Йена в самое сердце (на худой конец — в макушку), нашествия змей и гигантских кровососущих насекомых или… Или устрашающих клыков бенинского леопарда, одним махом способных перекусить святотатцу шейные позвонки. Но бенинский леопард, упакованный в пластик, по-прежнему стоит на столе, не проявляя никакого интереса к происходящему. Между тем манипуляции Йена с задней стенкой полки подходят к своему логическому завершению: слышатся два сухих щелчка, шелест отодвигаемой заслонки и легкий свист. Этим свистом Йен приветствует открывшийся за стенкой черный пролом в стене. Запустив в нее руку, он извлекает на свет божий несколько тонких папок.
— Что это? — спрашивает Дарлинг.
— Очевидно, хозяйские тайны. — Йену не терпится сунуть нос в содержимое папок, и лишь присутствие Дарлинг сдерживает его.
— Не думаю, что хозяйке бы понравилось…
— Хозяйка мертва. А здесь может быть то, что прольет свет на ее смерть. Бумаги иногда бывают намного разговорчивее, чем люди. И с памятью у них обстоит порой гораздо лучше…
СОЛО
— …Итак, леди, начнем с вашего знакомства с покойной. Буду признателен, если вы сообщите мне, где и когда это случилось.
— Это имеет какое-то отношение к произошедшему?
— Надеюсь, что нет. Но трудно вычислить убийцу, ничего не зная о жертве, вы согласны?
— Возможно. А… подвижки в вычислениях уже возникли?
— Скажем, кое-что сдвинулось с места. И я сильно надеюсь на ваши показания, Анн… Вы позволите мне так вас называть?
— Я все же предпочла бы полное имя. Анн-Софи.
— Хорошо.
— Мы познакомились лет пятнадцать назад или чуть меньше. В Судане…
— Это где-то в Африке?
— Где-то там, да.
— И что же вы делали в Африке?
— То же, что и всегда. Изучала пустыню. В данном конкретном случае это была Нубийская пустыня…
— Вы ученый? Биолог? Зоолог?
— Скорее натуралист самого широкого профиля. Последние два десятка лет я собираю материал для книги…
— Тут, как я посмотрю, полно писателей…
— Дураков тоже хватает. Так вот, мы познакомились с Даша в Судане. Тогда я была замужем за своим первым мужем…
— Он тоже изучал пустыню?
— Он работал в гуманитарной миссии, но это не имеет никакого отношения к сегодняшнему убийству, не так ли? Тем более что его самого давно нет в живых. Вы что-нибудь знаете о Судане, кроме того, что он находится «где-то в Африке»?
— Э-э…
— Так я и думала. Судан — довольно опасная страна, там очень неспокойно.
— В каком смысле?
— Локальные вооруженные конфликты, иногда перетекающие в полноценные боевые действия. Что-то отдаленно напоминающее войну Севера и Юга, если так вам будет понятнее.
— Э-э… А я думал, что рабство уже отменили…
— Не стоит понимать так буквально, но Север и Юг при этом остаются.
— Ну а какое отношение к этой войне имела ваша покойная подруга? Чем она там занималась?
— Я не знаю. Возможно, об этом знал мой покойный муж, они контактировали по линии гуманитарной миссии…
— Надеюсь, эта миссия была благородной.
— Вне всякого сомнения.
— Но ваш муж уже давно умер, а вы виделись с покойной и после его смерти. Так и не удосужились спросить?
— Да, мы виделись, и не раз, но уже совсем в других странах. А о Судане не хотелось вспоминать ни ей, ни мне. И на то были свои причины, которые я не собираюсь здесь озвучивать. Скажу лишь, что добровольное присутствие белой женщины в опасной стране говорит о выдающихся душевных качествах. Не так ли?
— Каких, например?
— Например, о личном мужестве и отваге. Вне зависимости от целей, которые она перед собой ставила.
— Я бы назвал это бабской глупостью и безрассудством.
— Искренне желаю вам, чтобы в ту минуту, когда ваша жизнь повиснет на волоске, рядом не нашлось ни одного безрассудного человека. Который не позволит вам сдохнуть в муках, ужасе и безвестности. Уж тогда бы вы точно оценили бабскую глупость по достоинству. Вы просто молили бы о ней.
— У вас была именно такая перспектива?
— Была. И не стоит думать, что мертвых некому защитить.
— Еще больше, чем в защите, мертвые нуждаются в справедливости. Но мы отвлеклись на ненужные философствования. Вы были привязаны к вашей покойной подруге?
— Я любила ее. И всегда ею восхищалась. Как, впрочем, и все остальные. Даша магически действовала на людей.
— На всех без исключения?
— Если исключения и были, о них мне ничего не известно.
— А жена писаки? Магда? Разве не она устраивала вчера безобразные сцены и грозилась расправиться с хозяйкой?
— Я не была свидетельницей этих сцен. И не думаю, что к угрозам слабой, неуравновешенной и ревнивой девушки стоит относиться серьезно.
— Я бы и не отнесся, если бы не было трупа. Но наличие трупа все меняет.
