Мэйми Конфалоне вела дам из общины Пресвятой Богоматери Кармельской по Гарибальди-авеню в дом Минны на поминки по ней. Вокруг талии она повязала огромным бантом белую дамастовую скатерть таким образом, чтобы нести в образовавшемся мешке тарелки и столовые приборы. Позади нее шли дамы с едой в кастрюльках, сковородках и закрытой керамической посуде. На дорожке к дому их встречали сын Минны и ее невестка.
– Спасибо, миссис Конфалоне.
– Мистер Вильоне, для нас честь приготовить обед для вас и вашей семьи.
Невестка Минны поблагодарила Мэйми и всех дам и предложила помочь накрыть на стол, но дамы отказались. Они проследовали за Мэйми на кухню, где разошлись во все стороны и заполнили каждую поверхность едой. Мэйми пошла в гостиную, развязала свой импровизированный передник и переложила посуду и столовые принадлежности на сервант. Потом аккуратно застелила скатертью стол и накрыла его на двенадцать персон.
– Помочь? – В комнату вошел Эдди Даванцо с букетиком роз и поставил его в центре стола. – Мария Пойдомани велела поставить точно по центру.
– Всегда следуйте указаниям Марии.
– Я хотел попросить вас об одолжении, – сказал Эдди.
– Конечно.
– Не могли бы вы научить меня итальянскому?
– В Нортхэмптонском колледже есть курсы итальянского.
– Я не очень хорошо учился в школе. Лучше с глазу на глаз.
Флирт Эдди заставил Мэйми положить разливную ложку на неправильное место. Эдди дотянулся до ложки и восстановил порядок.
– Что скажете?
– Я подумаю. – Мэйми отвернулась от Эдди, чтобы спрятать вспыхнувший румянец, но зеркало над сервантом выдало ее. Когда она подняла взгляд, их глаза встретились. – Разве труба вас не зовет?
– Я на перерыве.
– Мне повезло.
– Не могу отрицать.
В дверях, стоя с подносом бокалов, тощая блондинка Мария Каскарио обозревала парочку.
– Я ничем не помешала?
– Нет-нет, – пропели Эдди и Мэйми в унисон.
– Определенно так выглядит. Да и пора бы.
– Дайте мне, я позабочусь о бокалах. – Эдди взял поднос из рук Марии.
– Отлично. Потому что я там варю пенне.
Мария собралась уходить, но не без того, чтобы еще раз взглянуть на Мэйми с Эдди и покачать головой.
– Минна считала, что вы были бы мне подходящим кавалером, – сказала Мэйми, раскладывая салфетки.
– А вы что думаете?
– Мне нравится идея иметь поблизости мужчину, который может починить печь. Прошлой зимой я чуть не взорвала всю Честнат-стрит, когда зажгла фитиль.
– Другими словами, вам нужен мастер на все руки?
– А кому он не нужен?
– Я могу дать номер водопроводчика.
– Спасибо.
– Вы когда-нибудь думали обо мне? – спросил Эдди, расставляя бокалы на столе.
– Ровно столько же, сколько и вы обо мне.
– Значит, вы настроены серьезно, Мэйми. Я хотел бы пригласить вас и Ауги на храмовый праздник церкви Святого Роха.
– Нам бы это понравилось.
Дамы из общины столпились у двери.
– Можно начинать подавать еду? Вы же знаете, мы для этого пришли. – Мария Каскарио стояла, скрестив руки на груди. – У девочек все готово.
– Прекрасно. Зовите семью.
– На этот раз у нас есть дворецкий? – Мария повернула голову в направлении Эдди.
– Нет, я уже ухожу, леди, – Эдди помахал рукой на прощанье.
– Просто проверяю, – раздраженно откликнулась Мария.
Эдди вышел из гостиной и прошел в сад через кухню.
– Я думаю, что он самый красивый мужчина из всех, кого я видела, – сказала с тоской Грэйс Дельгроссо. Ей стукнуло семьдесят семь лет, но ее мускулистые ноги были по-прежнему способны нагнетать воздух в мехи органа церкви Пресвятой Богоматери Кармельской. – Будь мне снова двадцать пять, то я б поимела на него виды.
– Поимели бы? – улыбнулась Мэйми.
– Покаталась бы с ним на возу сена и уже никогда не слезла бы с того воза.
Когда семья Вильоне заполнила гостиную, дамы начали поминальный обед. Эту традицию их матери привезли из Розето-Вальфорторе, и она позволяла им чувствовать себя полезными, когда кто-то в общине терял близких. Подав на стол, они удалялись на кухню и по очереди приносили перемены. После десерта и кофе они выстраивались на кухне, а семья шла вдоль ряда и благодарила их за пиршество.
Потом, без лишней помпы, дамы собрали кастрюли, сковородки и керамическую посуду, чтобы отнеси все это домой. Бокалы вернулись в корзины немытые. Блюда на столе были сложены стопкой, ложки и вилки закатаны в салфетки. Мэйми сняла цветы с середины стола и сдернула скатерть, обмотала ее вокруг талии и снова завязала огромным бантом. Дамы помогли ей загрузить куль посудой и столовыми приборами.
Мария Каскарио поставила вазу со свежими розами в центр опустевшего стола и выключила люстру.
Все построились в ряд – с пустыми кастрюлями, так же как когда входили с полными. Ведомые Мэйми, они покинули дом Минны и, верные традиции, не потревожили обитателей дома мытьем посуды. Они все унесли с собой, чтобы семья могла отдохнуть перед похоронами, которые состоятся наутро.
На кухонном столе было не найти ни крошки, ни пятнышка соуса, ни одинокой оливки. Они оставили дом таким же, как нашли, уютным и чистым. Они оставили его таким, каким бы он понравился Минне, в ее честь и с уважением к ее памяти.
Акт III
Нам не уйти от неба
[100].
У. Шекспир. Генрих VI. Часть 2
10
Три года спустя,
21 декабря 1952 г.
Нью-Йорк
Ни одна звезда не загорелась над Квинсом с наступлением ночи. Небо было усыпано угольными тучами, когда Ники Кастоне после смены въехал на своем такси на стоянку Вудсайского таксопарка. В воздухе пахло назревающим снегопадом. Ники выбросил окурок из окна и закрыл его. Он взял конверт с выручкой, набитый наличными, и вылез из машины.
Переплетения красных, зеленых и синих лампочек беспорядочно свисали над ярко-желтыми такси. Ники оставил ключи в банке, стоящей у стекляшки диспетчера. Конверт с выручкой он просунул в щель на входной двери, беспорядочно обмотанной серебряной канителью. Никто никогда не подозревал водил и их замасленных механиков в умении украшать помещения на праздники, и если бы этот кто-то увидел стекляшку, то вряд ли изменил бы мнение.
Ники помахал дежурному, выходя со стоянки. Натягивая перчатки, он шел мимо знакомых витрин к железнодорожной станции. Окна магазинов были затуманены смешением пара и дыхания толп возле касс. Колокольчики звенели на дверях, когда покупатели выходили с пакетами в руках. Из громкоговорителей на крыше магазина игрушек лилась рождественская музыка. Только грохот над головой поездов метро, отяжелевших от груза сидящих и стоящих пассажиров, прерывал рождественский перезвон.
