– Муж сказал, что вам сегодня понравилось на фабрике.
– Очень. Миссис Тутолола, я должен спросить вас, потому что схожесть поразительна. Мэйми Конфалоне ваша figlia?
[82]
Чача с гордостью выпятила грудь, упершись ею в живот Ники.
– Вы думаете, она могла бы быть моей сестрой?
– О, но вы так похожи.
– Я вас понимаю. Носы похожи. Нет, мы не родня.
– А чья она родня?
– Она из семьи Мугаверо. Красивейшие девушки в городе, если хотите знать мое мнение. Как сложены! Ей повезло. Она вышла за Аугусто Конфалоне. Печальная история. Погиб на войне.
– Она вдова?
– Да.
– Больше замуж не выходила?
– Нет. Более того, и не хочет. Конечно, у нее ведь есть сын. Пяти лет, и он – вся ее жизнь. Как и должно быть.
– Да, да! – Ники хотелось выкинуть Чачу из шатра, найти Мэйми и убежать с ней из города, но спешить не стоило.
– У женщины с маленьким ребенком нет времени для дурачеств, – авторитетно хмыкнула Чача. – Ребенка нужно растить. Для матери это самое главное.
– Да, матери – это Божьи очи и уши на земле.
– Ах, как прелестно сказано.
Чача, танцуя, вжималась в Ники. Ее треп о материнстве и одновременное толчение в его тело огромным бюстом и перетянутым животом вызвали у него диспепсию. А может, причиной тому была недопереваренная говядина? Ники не был уверен.
– Когда дети вырастают, ситуация меняется. Женщина снова может стать женственной. И у нее появляется больше времени для развлечений, она может выходить по вечерам, путешествовать. Танцевать с послом, который носит иностранный мундир.
– Вы надо посетить наше Розето-Вальфорторе, Чача.
– Это приглашение? – Чача вкручивалась в Ники, как наконечник бура.
– Когда человек приглашать человека навестить себя – это приглашение. Нет?
Ники почувствовал, как жесткий край корсета Чачи уперся ему в бедро.
– Si. Si. Si, – замурлыкала она.
Ники ощутил низкий звук желания, раздавшийся в ее теле.
– Вам понравится Италия. И муж сможет… эээ… насладиться ею. Другой медовый месяц для двух любящих. Нет?
– Нет. Да. Звучит здорово. Рокко не любит путешествовать. У него морская болезнь.
– Как жаль.
– Но она вроде не беспокоит его, когда он с другом катается на моторке по Делавэру.
– Вы, наверное, рады, что у него есть хобби.
– Я была бы еще больше рада, если бы этот друг был не его подруга.
– Мне жаль.
– Эти политики. Вы же понимаете. Власть притягивает. Женщины вожделеют Рокко, как шоколад. Но я желаю его comare
[83] пожить с ним хоть с неделю и посмотреть, надолго ли ее хватит. Мне приходилось делать для Рокко такое, на что и опытный доктор не решился бы. Хотела бы увидеть его подружку с пинцетом, лупой и вазелином и посмотреть, как быстро она сбежит. Уж поверьте. Сбежит.
В порыве отвращения Ники бросил Чачу у десертного стола и плавной походкой отправился к очереди женщин, жаждущих потанцевать с ним.
Розальба выскочила из очереди и схватила Ники, чтобы потанцевать под попурри из Перри Комо. На втором такте «Volare» она приклеилась к нему как банный лист.
– Вы танцуете, как ваша мама, – сказал Ники, беспокоясь, что шерсть на взятом взаймы костюме сотрется до катышков.
– Я училась танцевать в «Пчелином улье» в Бангоре.
– Замечательное умение.
– Спасибо. Как вам нравится Розето? – От ее горячего дыхания у Ники зачесалось ухо.
– Милый villaggio
[84].
– А ваша комната? – Она куснула его за мочку уха.
– Прекрасная. – Ники отдернул голову и уставился на Розальбу.
– Мы соседи. Моя спальня – через стенку.
– Вот не знал.
– Теперь знаете. Становится жарко.
– Где?
– В комнате для гостей. Моя мама забила ее хламом.
– Я не заметил.
– Не открывайте кладовку.
– Я не посмею. – Ники забыл об акценте, но ему уже было наплевать.
– Мою продувает ветерок. Если вам станет жарко.
– Мне не бывает жарко.
– Даже в шерстяном мундире?
– Особенно не в этом шерстяном мундире.
– А когда вы его снимаете?
– Я сплю в мундире на случай вторжения среди ночи.
– Это можно устроить.
С него было достаточно. Ники стянул девчонку с танцплощадки.
– Сколько вам лет, Розальба?
– Восемнадцать.
– Когда?
– Через полтора года, считая от будущего марта.
– Значит, вам шестнадцать.
– Скоро будет восемнадцать.
– А есть у вас ухажер?
– Пара. Даже три, если считать механика, которого я подцепила в Пен-Арджиле.
– Три ухажера? Неужто этого мало для такой юной леди? Зачем вам я-то?
– Мне скучно.
– Запишитесь в библиотеку.
– Меня тошнит от чтения.
– Обзаведитесь хобби.
– Я думаю, что уже обзавелась одним.
Розальба прижала его к себе, когда фальшивый Перри Комо изобразил что-то похожее на песню «Один волшебный вечер». Ники попытался чуточку отступить, Розальба сбилась с ноги, ведя, и втащила Ники обратно на танцплощадку.
– Я женат!
– Не считается, когда ты за границей.
– Где же вы набрались таких правил? Разве вы не католичка?
– Я делаю что хочу, а потом иду на исповедь.
– Но исповедь не для этого. Вы там обещаете больше не грешить.
– Как я могу такое пообещать?
– Понятия не имею. Я же не ваш исповедник!
Раздраженный Ники оставил Розальбу возле оркестра. Он предположил, что в оркестре в полном составе, включая деревянные духовые инструменты и медь, а также группу струнных, она наверняка найдет какого-нибудь трубача или валторниста, чтобы развлечься.
Он посмотрел на длинную очередь местных дам у стены, ждущих, чтобы сплясать с ним линди-хоп, и наскоро произвел вычисления в уме. Оценив количество дам в группе и время одного круга с каждой, он заключил, что можно исполнить свой долг и смыться с танцплощадки уже через сорок минут. И сосредоточился на цели, как олимпийский атлет.
