– Вы намного красивее, чем на фотографии.
– А вы намного… эээ… как это сказать… ошеломительнее, чем на официальном фото в юбилейном проспекте.
– Черно-белая фотография не может передать мои истинные краски.
– О да, я вижу.
– Я ведь Белоснежка. Вся на контрасте. – Она понизила голос и подмигнула: – Это преимущество brunetta
[72].
За спиной у них еще раз хлопнула дверь.
– А это наша дочь Розальба, – объявил Рокко. – Мое единственное дитя. Цветок моих чресел.
Девочка-подросток прокралась на крыльцо, не отрывая от Ники взгляда голодной лисы, подбородок отвис, карие глаза впились в добычу. Пышная ситцевая юбка в полосочку была так туго затянута на талии, что высокая сдобная грудь поднималась и опускалась при каждом вдохе-выдохе, а пуговичные петельки натянулись до предела. Розальба протянула руку Ники.
– Видно, что она унаследовала красоту от матери.
– Она смущена, – прошептала Чача.
– Господин бургомистр… – начал было Ники.
– Зовите меня Рокко, прошу вас.
– Рокко, mio figlio. – Можно я буду звать вас mio figlio?
[73]
– Конечно-конечно! – Рокко был явно польщен.
– Правительство… эээ… Соединенных Штатов любезно предоставило мне сопровождающую для этой поездки. Она… эээ… из вышних кругов…
– Наверное, вы хотели сказать «высших»?
– Si, si, высших государственных кругов. И я хотел бы… эээ… представлять ее вам.
Ники открыл дверцу седана и засунул голову внутрь. Толпа разразилась аплодисментами. У Гортензии был вид наэлектризованной кошки.
– Если это не сработает, – прошептала она, – я убью тебя до того, как до тебя доберется Ал Де Пино.
– Сработает, – шепотом ответил Ники.
Нога Гортензии в черной лодочке на низком каблуке ступила на асфальт. Она вышла на свет.
При ее появлении аплодисменты оборвались, послышался тихий и дружный удивленный вздох. Недоуменный гул прокатился по толпе, удивление сменилось заинтересованностью, нестройным ропотом, а потом и вовсе тишиной. Было так тихо, что Гортензия могла поклясться, что слышит, как мясник нарезает салями в лавке на Гарибальди, в квартале отсюда.
Замешательство нарушил Ники:
– Позвольте представить вам миссис Гортензию Муни, атташе миссис Элеоноры Рузвельт.
Бургомистр и его жена пожали руку Гортензии.
– Счастливы познакомиться с вами, добро пожаловать в Розето!
– Очень приятно познакомиться с вами обоими. Миссис Рузвельт много раз бывала в Пенсильвании. Посетила колокол Свободы и могилу Бена Франклина.
– Миссис Муни, простите, но мы не ожидали вашего приезда. – Чача тревожно посмотрела на мужа. – У нас нет гостиниц. Ближайшая за много миль отсюда. Посол остановится в нашей гостевой комнате, но она у нас одна.
– То есть у вас нет для меня жилья?
– Нет.
– Тогда я просто вернусь в Филадельфию, приятно было познакомиться. Господин посол, если мы выедем немедленно, вы сможете посадить меня на поезд на станции и вернуться к ужину. Всем пока!
– Нет-нет, не может быть, чтобы вы не нашли где поселить такую важную представительницу американского правительства, – не сдавался Ники.
– У миссис Вильоне есть квартирка над гаражом, – вспомнила Розальба. – Ее жильцы как раз съехали.
– А ты-то откуда знаешь? – подозрительно поинтересовалась Чача.
– Они из Скрантона были, Ма. Расписывали нашу церковь, помнишь?
– Да, эти украинцы хорошо знают свое дело, – пожал плечами Рокко.
– О, ну тогда я звоню миссис Вильоне.
– Мы запланировали поездку на блузочную фабрику «Капри». А потом, мы думаем, вы сможете отдохнуть.
– Я бы хоть сейчас, – пробурчала Гортензия себе под нос.
– А вечером у нас банкет с «кадиллаком».
– Очень… эээ… впечатлительно. Я жду не дожидаюсь! – воскликнул Ники.
– Я понесу ваш багаж, – вызвался Рокко.
– Нет-нет, я носить сам. У нас в Италии все сами носить свой багаж.
– Почему? – поинтересовалась Чача.
– С войны.
– О! – понимающе кивнула Чача.
Рокко повернулся к толпе:
– Друзья мои! Спасибо, что пришли встретить наших гостей. Теперь позвольте нам устроить их и продолжить мероприятия, запланированные нами на сегодня, увидимся на банкете с «кадиллаком».
Толпа радостно загудела. Ники и Гортензия поспешно вернулись в машину.
– Неразумно останавливаться в частном доме. Они тебя раскусят, – тихо сказала Гортензия.
– Вы в безопасности.
– Зато ты в опасности. – Гортензия бросила взгляд на крыльцо, где Розальба взгромоздилась на перила, как голодный канюк, выслеживающий добычу.
«Капри» была одной из тридцати швейных фабрик, разбросанных по всему Розето прямо между жилыми домами. Фабричные фасады были выкрашены в те же тона, что и домики, – молочно-белый, бледно-голубой и коралловый. Вывески над входом смотрелись скорее изысканно, чем индустриально. Одни фабрики носили имена владельцев – «Фасоны Кэрол», «Спортивная одежда Кэй Энн», «Мануфактура Йоланды», «Корпорация “Фабрики Кашиоли”» – или комбинацию имен, например, «МайкРо», которой владели и руководили Майкл и Розмари Филинго. Другие описывали конечную продукцию, как, например, «Превосходная сорочка».
Ники стоял рядом с Рокко у входа на фабрику «Капри».
– Ваш город… эээ… процветает.
– После войны у нас просто бум.
– Вы приносите felicita
[74] в Розето. Наверное, вы… эээ… populare
[75].
– Я выиграл выборы, если вы об этом. Но моя победа весьма условна. У успеха много отцов, а поражение смердит. Я и это пережил. Зажимаешь нос и идешь дальше.
Рокко открыл двери, и Ники прошел следом за ним внутрь. Фабрика была наполнена мощным стрекотанием пятидесяти швейных машин, работающих на огромной скорости. Ворсинки ткани плавали в мареве фабричного воздуха. Толстенные, как пенька, электрические кабели переплетались высоко под потолком, неся энергию к машинкам, разделенным центральным проходом.
За каждой швейной машиной сидела швея-мотористка, которая проворно и умело сшивала детали изделия, выполняя определенную часть общей работы. Окончив, она передавала блузку сидящей рядом швее, которая проделывала следующую операцию, пока готовая блузка не отправлялась в контейнер в конце каждого ряда.
