– И сколько это будет стоить?
– Дешевле все снести и построить заново. Но если, конечно, кого-то заботит история этого здания и улицы, тогда надо искать реставратора.
– Мы сейчас работаем над новым квартирным комплексом на Пирс-стрит. Еще не закончили, но уже сдали все ветеранам. А постройка жилых домов на Брод увеличила бы доход вдвое. Прекрасное место. Погрузочную площадку позади здания можно переделать в отличную стоянку.
– Мне понятен ход вашей мысли. Можете все снести и оставить фасад. – предложил Шонесси.
– Зачем он мне?
– История.
– На истории денег не заработаешь, Эд.
– Да, но люди привязаны к этим древним сараям.
– Ага. Но вы удивитесь. Стоит построить что-то новое, и никто не вспомнит, что здесь стояло.
Фрэнк открыл записную книжечку, черкнул пару замечаний.
– Я буду вам благодарен, если это останется между нами. Калла чересчур чувствительна, когда дело касается этого здания, и потребуется немного искусной дипломатии, чтобы она осознала собственную выгоду.
– Я понимаю. И слово не вылетит.
Пичи Де Пино протиснулась через стеклянные двери в вестибюль. На ней была пышная хлопчатобумажная юбка с широкими красными и белыми полосками, короткая алая блузка и шляпка в стиле венецианских гондольеров. Все это завершалось очками от солнца.
– Добрый день. – Она выдавила улыбку.
– Пичи, верно?
– Да. А вы Фрэнк. Где Калла?
– Она внизу, в костюмерной. Познакомьтесь с Эдом Шонесси, инженером отдела коммунальных услуг города.
– Приятно познакомиться.
– Он инспектирует здание.
– Я чуть не провалилась через пол в женском туалете, когда была на спектакле. Может, вы сможете что-нибудь с этим сделать. Извините, мне пора.
Пичи напряженно улыбнулась и ушла.
– Если это не аргумент в пользу сноса, то я не знаю, что это, – фыркнул Эд.
Пичи ворвалась в костюмерную. Калла сидела скрестив ноги на столе для выкроек и перебирала куски тканей.
– Калла, я думаю, нам надо поговорить.
– Ты в порядке, Пичи?
– Нет. Не в порядке.
– Что случилось?
– Почему у меня навязчивое чувство, что ты уже в курсе дела?
– Какого дела?
– Где мой жених?
– Я не знаю. А дело-то в чем?
– Он порвал со мной вчера вечером.
– Он идиот.
Пичи оторопела, услышав реакцию Каллы. Она удивилась так сильно, что рухнула на табурет, сорвала шляпку и очки, уронила голову на стол и разрыдалась.
– Он идиот, потому что порвал с тобой. Ты замечательная девушка, Пичи. Я видела тебя с семьей Палаццини. Единственное, что я могу сказать, – наверное, у него нервный срыв.
Пичи выхватила носовой платок из-под бретельки бюстгальтера и вытерла слезы.
– Может, у него опухоль мозга? Запущенный рак. Такое было у моего дяди Джерри. Однажды он проснулся и свободно заговорил по-французски.
– Ники дурак.
– Я все правильно делала. Сидела как мышка. Не давила на него. Ждала. Ходила вокруг него на цыпочках, лишь бы ему было хорошо. И он меня бросил.
– Глупый, глупый парень.
– Я знаю. Да все они, ты же понимаешь. – Пичи высморкалась.
– Мы их не изменим.
– Папа убьет его.
– В самом деле?
Пичи кивнула.
– Папа с самого начала его невзлюбил. Он чувствует, что тоже пожертвовал семью годами. Хочет свернуть Нику шею голыми руками.
– Жестокость не заставит болвана думать.
– Верно. Но папе станет гораздо легче.
Бегущие поля за Филадельфией открывали вид на долы Поконо, густо засаженные лавровыми деревьями, а в разрывах – розовыми пионами и дикими оранжевыми тигровыми лилиями. Вдали вершины и гребни Голубых гор заполняли горизонт полосками густого пурпура.
Воздух этим утром благоухал дымным ароматом елей. Ники быстро ехал по направлению к Розето. Если бы Гортензия так не нервничала, она могла бы насладиться пейзажами Северо-Восточной Пенсильвании в начале лета. Но она скукожилась на сиденье, стараясь не шевелиться.
– Я не люблю ездить на заднем сиденье.
– Если пересядете, то привлечете ненужное внимание.
– Этот посол – что ты о нем знаешь? – спросила Гортензия, листая юбилейный буклет.
– Только то, что там написано.
– Он вроде зажиточный. – Гортензия взглянула на костюм, лежавший рядом с ней. – Ты думаешь, что этот мундир обманет тамошних людей?
– Должен.
– Что значит «Банкет с “кадиллаком”»?
– Они собирают деньги для города. Потом разыграют «кадиллак».
– Прелестно.
– Я должен буду танцевать с дамами. Тогда и надену мундир.
– Господи, помоги. А мне что делать, пока ты будешь танцевать и выдавать автомобиль?
– Стоять там с официальным видом.
– Хорошо. Это я могу. Но имей в виду, в городишках не очень приветствуют цветных. И мы не жалуем места, где нас могут загнать в угол.
– Вы произведете на них впечатление. Не будет никаких углов.
– Это ты так думаешь. Раньше я еще надеялась на такое, но потом перестала. Стоит им обнаружить, что ты не горничная, начинается ад.
– Держитесь поближе ко мне, и никто вас пальцем не тронет.
– Угу, – хмыкнула Гортензия.
– Я серьезно.
– Ники, я была цветной всю свою жизнь и знаю одно: сюрпризов не бывает. И это истинная правда. Я всегда знаю, на что иду, – хихикнула Гортензия. – Ну, не всегда. Однажды меня застали врасплох. Знаешь, старик Ротундо, владелец парка грузовиков, хотел меня переманить во время войны.
– Шутите?
– Ротундо прослышал, что у Палаццини диспетчер дела ведет по первому классу. Он позвонил в офис и спросил, сколько я хочу. Я сказала. Он ответил: «Нет проблем. Зайдите ко мне». Когда я пришла, его лицо побагровело, а потом побледнело. Но это не сразу, потому что он с юга Италии и сам-то не шибко белее меня. Короче, он бросил на меня взгляд и сказал, что место уже занято. То самое, которое он предложил мне по телефону. Честное слово. А деньги мне бы не помешали. У меня уже были две девочки, и нам нужна была новая печь. Так что я вернулась на Монтроуз-стрит, пошла прямиком к твоему дяде и рассказала о Ротундо и о его предложении и заявила, что мне надо повысить зарплату. Он сопротивлялся, но я стояла насмерть и получила что хотела. Я не особо нажилась, но печь купила.
