– И я. Не сам же я это придумал. – Джио копался в коробке с пирожными, ища канноли.
– Я не могу в багажник. У меня легкая клаустрофобия.
– Но и в гробу лежать не большое удовольствие, если мы не поспешим. А ведь там постоянное местожительство. – Дядя Дом забарабанил пальцами по стене.
– Отвези телеграмму в Розето, – сказал Джио, – или не вези.
Глаза Ники прыгали, как шарики в пинболе, пока он обдумывал интригу.
– Я возьму телеграмму, но не доставлю по адресу. Я доставлю себя. Я превращусь в посла. Сыграю его роль, спрячусь у всех на виду. Деревня получит свадебного генерала, почетного гостя, а я сыграю лучшую в жизни роль и сохраню все, что останется от нее. К тому времени, как я вернусь, Ал Де Пино успокоится и поймет, что не хочет такого зятя, и жизнь пойдет своим чередом, как это всегда бывает.
– Ужасная затея. В сценарии дыр больше, чем в «Цимбелине». Не делай этого, – взмолилась Калла.
– Но что-то надо делать.
– И кто-то должен доставить телеграмму, – добавила Гортензия.
– Переведи дыхание, успокойся. Обдумай.
– Предложи мне выбор, Калла.
– Вернись к Пичи. Скажи ей, что совершил ошибку. Моли о прощении. Купи ей украшение в знак раскаяния. Скажи, что любишь ее, и свадьба состоится.
– Спасибо. Так и я думаю! – одобрила тетя Джо. – Она милая девушка.
– Я на ней не женюсь. Я вообще ни на ком не женюсь. – Ники развернул телеграмму. – Отныне я «посол Карло Гуардинфанте из Розето-Вальфорторе, Италия». Я буду гарцевать на параде, поцелую пару младенцев. Неужели это трудно?
– Ты играл только в одной пьесе, – напомнила Калла.
– Но это была правильная пьеса. Комедия ошибок, – сказал Ники, воодушевленный своим талантом.
– Он отлично там сыграл, – заметил Дом.
– Правда же?
– Актеры полны или высокомерия, или отвращения к себе, среднего не дано. Ники. Слушай меня. Ты играл в пьесе со словами и сюжетом. В твоем чокнутом плане нет сценария!
– Я сымпровизирую.
– Ты крадешь чужую жизнь, – напомнила ему Калла.
– Судя по телеграмме, он недолго пробудет на этом свете. И сделает мне одолжение на пути в мир иной, – рассудил Ники. – Своей смертью он спасет мне жизнь.
– Но ты не посол. Ты ни одного посла даже в глаза ни разу не видел.
– Однажды я вез вице-мэра Филадельфии.
– Но ты не итальянец из Италии, как ни крути.
– Я могу изобразить акцент. Просто буду говорить, как наша бабушка.
– Мы животики надрывали на праздничных обедах, – подтвердил Дом.
Ники продемонстрировал:
– «Я счастливица жить в Америка». Видите, я могу. Это уникальная роль, такой шанс выпадает раз в жизни. И в ней три ипостаси – «Два веронца», «Комедия ошибок» и «Как вам это понравится». Я видел все постановки твоего отца, Калла. И знаю их наизусть. Я знаю, как надо играть близнеца. И я буду занят в спектакле на выходной.
– У тебя слишком мало опыта, чтобы все это провернуть.
– Все дело во времени. И у меня его нет. Мне надо выбраться отсюда. Ал Де Пино, может, и неповоротлив, но машина у него быстрая.
– А пули летят со скоростью звука, – добавил Дом.
– Ты со мной или против меня?
– Против! – Калла скрестила руки на груди.
– Тогда можешь оставаться. Миссис Муни, поедете со мной сыграть медсестру?
– Я ничего не понимаю в медицине.
– Тогда будете служанкой. У Шекспира их полно.
– Ну почему цветная дама всегда играет служанку?
– Тогда будьте атташе, – расщедрился Ники.
– Это портфель такой? – уточнил Джио.
– Нет, атташе – это помощница посла. Она сопровождает меня как представитель правительства Соединенных Штатов. Миссис Муни работала на… Элеонору Рузвельт.
Общий вздох вознесся из диспетчерской в небеса. Упоминание Франклина Делано Рузвельта в рабочем семействе демократов «Нового курса»
[66] сразу сменило общий настрой, и все отдали голоса в поддержку программы Ники, – все, кроме Дома.
– Он ничего хорошего не сделал для итальянцев, – пожаловался Дом.
– Но постарался для ирландцев, – возразила Мэйбл.
– А мне нравится предложение Ники. Миссис Рузвельт симпатизирует негритянской расе. Продолжай. – Гортензия округлила руки, как гавайская танцовщица, словно пыталась добыть побольше информации из воздуха. – Что мне играть?
Калла обернулась к ней:
– Вы должны придать официальности визиту посла.
– О, теперь и от тебя есть польза. – Ники нежно ткнул пальцем в руку Каллы.
– Без режиссера ты ничего не можешь.
– Сказал режиссер, – хмыкнул Ники.
– Ты можешь взять седан, – предложил Дом.
– У вас сохранились те итальянские флажки с Дня Колумба и американские с Четвертого июля? – обратилась Калла к Джио.
– Они в кладовке внизу.
– Достань их. Это придаст седану официальности, – сказала Калла, смиряясь с предстоящим лицедейством.
Ники улыбнулся ей.
– Что? Во время войны к нам на спектакль приезжал посол Америки в Гуаме. Я помню флаги.
– Мне понадобится выходной костюм, – сказала Гортензия. – Мой воскресный костюм.
– Поехали, – сказал Доминик. – Я отвезу миссис Муни домой. Ники, подхватишь ее на пути из города.
Гортензия заскользила по лестнице, словно танцовщица, пока Доминик открывал пассажирскую дверь такси.
– Давайте, Гортензия! – распорядился Дом, уже стоявший рядом с Домиником.
Дом никогда не называл Гортензию по имени. Она бросила на него выразительный взгляд, потом пригнулась и уселась в машину. Доминик завел мотор и вынесся из гаража.
– Заводи седан, Джио! – заорал Дом.
– Мне нужна одежда, – крикнул Ники.
– Я принесу костюм! – И Мэйбл загрохотала по ступенькам.
– Не забудь мои лучшие носки, Мэйбл! И бритву! – выкрикнул Ники. – И мне нужен мундир. Парадный. Парень на плакате был в мундире.
– У меня есть тот, что мы надевали на принца Хэла в «Генрихе IV». Он в кладовке в костюмерной.
– Тридцать четвертого размера?
– Ты влезешь.
