Ники помнил, как миссис Борелли наблюдала за репетицией из последнего ряда партера. А Калла в те времена приходила и уходила. Ники не слишком обращал на нее внимание, она была младше и помогала где могла, но он с ней не общался. И очень удивился, когда узнал, что она будет руководить труппой. Очевидно, он был не единственным у Борелли, кто хранил секрет.
Ники уже засыпал, когда вдруг увидел на сцене Каллу, оглядывающую театр в поисках признаков жизни.
Он помахал рукой:
– Вверх посмотри.
– Ники?
– Ага.
– Быстро ты. Миссис Муни послала тебе телеграмму?
В руках Калла Борелли держала ведро и швабру.
– Не понимаю, о чем ты.
– Спускайся, и я тебе расскажу.
Ники присоединился к ней.
– Дай-ка мне. – Он забрал у нее ведро и швабру. – Чем я могу помочь?
– Отнеси их в кладовку. Месье и Мадам уже сверкают.
– Зачем ты моешь туалеты? – Ники шел за Каллой в костюмерную.
– Они в этом нуждаются.
– Но для этого есть уборщик.
– Мне пришлось его сократить.
– И его тоже?
– Он не в обиде. У него теперь больше часов в банке.
Калла открыла дверь кладовой. Ники загрузил ведро и швабру и пошел за ней в костюмерную.
– Тебе не кажется, что банков в Филадельфии развелось как никогда?
– Ты же знаешь, что папа говорит. Лучше кабаре на каждом углу, чем банк. Если есть кабаре, то, по крайней мере, можно спеть о своей боли. – Калла засунула руки в карманы рабочего халата и посмотрела на Ники. – Я тебя сегодня искала в гараже.
– Ты спохватилась и поняла, что Фрэнк Арриго никогда ничего не достигнет и тебе будет лучше с таксистом?
– Нет, я хотела попросить тебя взять роль Себастьяна в «Двенадцатой ночи». Питер Менекола от нас ушел.
Что сказать на это, Ники не знал.
Калла помолчала, предчувствуя сложные переговоры.
– Я помню, что уволила тебя, и это заставляет тебя задуматься.
– А разве нет? – спросил он мягко.
– Но одно никак не связано с другим. Тони и Норма восхищены тем, как хорошо ты играл, и они полагают, что ты справишься с ролью. И я так думаю.
– А ты играешь Оливию?
– Кэти вернулась.
– Гм. – Ники скрестил руки и наклонился над столом. – Право, не знаю.
– Пять долларов за представление.
– Ты поднимаешь мне зарплату, после того как выгнала?
– Можно и так посмотреть. Так что, хочешь вернуться?
– Это не вопрос желания. Я-то хочу. Но ты и вправду думаешь, что я справлюсь?
– Иначе я бы не предложила тебе роль. Мы будем репетировать, так что тебе не о чем беспокоиться. Придется поспешить – и это потребует сверхурочной работы. Но отец поможет. Он сказал, что если тебе понадобится наставник, то он готов.
– Так и сказал?
– Конечно. Он годами репетировал с Тони. И с Нормой. И других актеров время от времени он тоже подтягивает.
– Я этого не знал.
– Но дело не в репетициях, а в самом действии.
– Теперь мне страшно.
– Так и должно быть.
– Неужели ты – тот же режиссер, который только что меня нанял?
– Если актер не испытывает страха, значит, он никчемный актер. И если бы я не боялась, то была бы никудышным режиссером.
Ники опустился на табурет.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Калла.
– У меня был самый плохой день в моей жизни, а ты превратила его в лучший. Такого со мной не случалось. У меня или все хорошо, или все плохо, но теперь что-то ужасное привело к хорошему в тот же день. И это означает только одно. Фатум.
Калла положила руки на плечи Ники. Он накрыл ладонями ее ладони.
– Можно, я тебе кое-что расскажу?
Калла села рядом с ним.
– Сегодня у меня в машине умер человек. Инфаркт. Я повез его в больницу. Доктор и медсестры занесли его внутрь. Я думаю, они оживили его и он прожил еще несколько часов. Я там оставался до конца.
– Ты правильно поступил, что не покинул его.
– С ним была жена. Все время. Я сидел в комнате ожидания.
– Она попросила тебя остаться?
– Нет. Она даже удивилась, когда увидела меня потом.
– Зачем же ты остался?
Ники почувствовал, что сейчас заплачет. Он никогда не плакал, так что сдержал слезы и на этот раз.
– Я не знаю. А ты что думаешь?
– Наверное, решил, что можешь помочь.
– Чем я мог помочь? – Ники посмотрел на нее.
– Знаешь, как иногда бывает, когда ты на вечеринке и подумываешь уйти, но тебе кажется, что тогда все это без тебя сразу развалится.
Ники засмеялся:
– Может быть.
– Может, ты подумал, что если уйдешь, то он умрет.
– Но он ведь умер.
– Но не сразу же. Ты раньше был когда-нибудь возле умирающего?
Ники покачал головой: нет, не привелось.
– У меня мама умирала. Сестры вышли выпить кофе, отец – подышать воздухом. Но что-то подсказало мне не покидать комнату. И я осталась. В самом конце она открыла глаза, и я была последним, что она видела на земле. И мне нельзя было плакать. Я улыбнулась самой радостной улыбкой, на какую только была способна, потому что хотела, чтобы она умерла счастливой.
– Я хотел, чтобы мистер Эллисон жил.
– Это не в наших руках.
– Но он так не думал.
– Что ты имеешь в виду?
– Тут какой-то нюанс, но я не знаю точно. Он ничего не говорил, но смотрел на меня, словно хотел сказать, что не хочет умирать. Он еще не был готов.
– Не переживай ты так, – тихо сказала Калла. – Это не ему было решать. И мама тоже не сама решила умереть.
– Я не мог его спасти.
– Это верно. И никто не мог.
Калла встала и подошла к буфету. Она достала бутылку виски, спрятанную в ящичке с надписью «катушки», захватила два чистых бокала с тележки, припаркованной в углу. И налила им обоим.
– Так я и знал. Ты пьянчужка.
– Никому не рассказывай.
Она подняла бокал. Он чокнулся с ней. «Cent’anni»
[43], – сказали они в унисон, перед тем как выпить.
– Калла, мне надо десять долларов за представление. Это же подкосит мою основную работу.
