– Ты помнишь это, Джио? – улыбнулся дядя Майк.
– И, папа, ты учил нас удить рыбу. Ты рулил катером, когда мы катались на водных лыжах. И ты брал нас во все поездки. – Джио посмотрел на Дома.
– Потому что у меня слабый желудок. И до сих пор так, – признался Дом.
– Ты всегда выглядела такой красивой в купальниках. И шапочки всегда подходили, – с восхищением сказала Джо Нэнси.
– Что я могу сказать. Я люблю модно одеваться.
– Это нормально, – заверила ее Джо.
– А когда мы приходили с пляжа, у тебя всегда был готов ужин, вечер за вечером, – с благодарностью сказала Нэнси.
– Я это делала с удовольствием, – сказала Джо. – У меня аллергия на солнце. Но не на кастрюли и сковородки.
– Да, нам повезло! – сказал Дом.
Ники взял Каллу за руку и присоединился к дядьям, кузенам и их женам.
– Вот что я хочу вам сказать.
– Скажи, пожалуйста, что ты возвращаешься за руль «четверки». – Дом молитвенно сложил руки.
– Нет, я нашел иное призвание, дядя Дом. Когда становишься актером, изучаешь новую технику, это требует использовать память и чувства. И вначале, когда я только учился, я не переставал думать о Рики. Он единственный среди нас обладал душой артиста. Он любил оперу. Он читал книги, а не комиксы.
– Книги в твердых переплетах, – кивнул Мики.
– Он сходил с ума по театру. Любил ездить в Нью-Йорк в театр. И всегда умолял меня взять его на спектакль, – вспомнил Майк.
– У Рики был высокий стиль, – сказал Джио. – Лучшего слова не подберешь.
– Как хорошо, что у одного из нас он был, – добавил Трики.
– Он был мой мальчик, и он ценил прекрасное, – тихо сказала Нэнси. – Но самое прекрасное было то, как он дружил. Он был бы счастлив сегодня вечером.
– За Рики! – Ники поднял бокал.
– Cent’anni! – воскликнула Калла, когда они чокались.
– Никаких больше ссор! – Доминик поднял свой бокал.
– Мазел тов! – Эльза чокнулась с братьями мужа.
Калла опять подняла бокал:
– За моих сестер и зятьев!
Елена, Порция и их мужья тоже подняли бокалы.
– Salute! – Майк коснулся бокалом бокала Дома.
Гортензия наклонила свой бокал к Хэмбону.
– Повторим? – спросил он.
– По чуточке.
Хэмбон наполнил бокал Гортензии.
Двое полицейских пробили себе дорогу через толпу.
– Господин офицер, у нас праздник. Если мы ненароком перекрыли улицу, то сейчас передвинем машины, – пообещал им Ники.
– У нас нет претензий к машинам, – сказал один из полицейских.
Его напарник осмотрел толпу.
– Мы ищем Джованни Палаццини.
– Да вы шутите. – Мэйбл повернулась к мужу и влепила ему подзатыльник. – Мы на свадебном приеме.
– Он здесь? – не отставал коп.
– Конечно, он здесь. Вся семья здесь. – Мэйбл предложила им мужа, как фрикадельку.
– Я здесь, господин офицер. – Джио поднял руку.
Тетя Джо встала между ними.
– Я уверена, что здесь ошибка.
– Это ваша мать? – спросил коп Джио.
– Да.
– Матери. Сосуды надежд, – покачал головой полицейский. – Мистер Палаццини, вам нужно пройти с нами в участок.
– Участок? – простонала Мэйбл. – В наручниках?
– Ребята, пусть это вас не останавливает. Продолжайте праздник, – сказал Джио, когда на нем защелкнулись наручники. Его вывели через служебную дверь и усадили в полицейскую машину, припаркованную на улице.
Мэйбл последовала за ними.
– Ты куда? – спросила тетя Джо дядю Дома.
– Пойду выкуплю его под залог.
– Ты не можешь оставить здесь меня одну.
– Оставайся и получай удовольствие. – Дом поднял руки и обратился к публике: – Радуйтесь, веселитесь, все будет хорошо. Я вытащу сына и вернусь пировать.
– Я это предвидела в 1939 году, – покачала головой Гортензия.
Майк поглядел на племянников:
– Может, и нам следует пойти с ним?
Калла стояла у окна Четвертого полицейского участка. За окном можно было увидеть больше машин, представлявших семейство Палаццини, чем служебных полицейских автомобилей.
Ники вышел из тюремного помещения вместе с Джио и дядей Домом.
– Мы его вызволили!
– Когда Бог закрывает двери, Он открывает окно, – воскликнула Джо.
– Но не настолько широко, чтобы я мог выскочить из него. – Джио потер запястья.
Мэйбл разразилась слезами, обнимая мужа.
– Я больше не буду играть, лапушка.
– Сделаю вид, что я тебе поверила.
Семья покинула участок и расселась по машинам.
Майк подошел к Дому:
– Сколько ты им заплатил?
– Я не платил.
– А кто?
– Ники использовал la boost.
Майк покачал головой:
– Это не к добру.
– Не мог его удержать. Речь зашла о деньгах, и тут он достает мешок наличных.
– Все равно не к добру.
– Эй, после всего, что произошло за эти годы, я назову это добром. Ники и Калла собрали достаточно, чтобы вытащить его, – это ли не удача?
Калла перевернулась в постели. Ее разбудил запах бекона, яичницы-болтуньи и тостов с маслом.
– У меня лучший в мире муж.
– Всегда было выгодно стоять рядом с Джио, если метишь в школьные главари.
– Бедный Джио. – Калла села в постели.
– Хорошо, что у нас была la boost. Наличность на руках – очевидная необходимость в ночном суде, где рассматривают возможность залога.
Калла вылезла из постели, подошла к мужу и обняла его.
– Я бы тут осталась навечно.
– Но нельзя.
– Почему это?
– Я купил дом.
– Ники, я не хочу дом.
– Я знаю.
– Я хочу жить вот здесь. И тебе же тут нравится?
– Несколько богемно. Мы театралы, и нам как раз. Мы как джазмены. Или поэты-битники. Живем в театре, на чердаке, где надо ползать на карачках. Что может быть романтичней?
– Я хочу, чтоб все было просто.
– Я знаю.
– Мне было неприятно, когда мои сестры делили имущество родителей. Я не хочу, чтобы моя жизнь сосредоточилась на каких-то там вещах.
