– Эй, Ник! – Тони высунул голову из своей уборной. – Хэмбон принес тебе подарок.
Хэмбон Мейсон появился из костюмерной в домашней куртке, с бутылкой водки.
– Я думаю, что свадебному пуншу не хватает ерша.
– Чего ты ждешь, Хэмбон? – рассмеялся Ники. – Подлей ее туда.
Ники прошел за Хэмбоном на сцену, где нашел Каллу, направляющую гостей к столу с закусками. Он обнял ее.
– Тебе нравится мое платье? – спросила она.
Калла покрутилась в ярко-желтом платье из тафты.
– Единственное желтое платье, которое я смогла найти. Я похожа на лимон.
– Нет, ты – Беатриче. – Ники поцеловал жену.
Он свистнул, чтобы привлечь внимание празднующих, среди которых ходила Джози с традиционным белым атласным мешком, собирая свадебные денежные подарки. Мешок с надписью La Boost быстро наполнялся. И на словах, и своим декольте Джози убеждала гостей не скупиться.
Когда труппа, друзья актеров и семья собрались вместе, Ники заметил у кулис Гортензию с компанией. Он подошел к ней, взял за руку и вывел на середину сцены. Там он оставил ее с Каллой, а сам вернулся к кулисам, собрал церковных дам и тоже привел их на всеобщее обозрение.
– Я хочу поблагодарить миссис Гортензию Муни. Прошу поднять бокалы. Я потерял мать, и тетя Джо мне ее заменила, но Господь решил, что одной матери мне мало, так что я обзавелся третьей матерью, миссис Муни. Никакая женщина так не присматривала за мной, как она.
– Cent’anni! – Гортензия подняла бокал, и гости последовали ее примеру. – Это значит «Сто лет здоровья и счастья», – объяснила она церковным дамам.
– Лучший диспетчер. Незаменимый, – объявил Дом. – Угораздило же ее уйти, изобрести соус и разбогатеть.
– Американская мечта, милый, – тихо сказала Джо. – Ее хватит на всех.
– Я хочу предложить тост за мою жену Каллу. – Ники опять поднял бокал.
– Прекрасный режиссер! – выкрикнул Тони.
– Безжалостный, но добрый, – загудел, вмешиваясь, Хэмбон Мейсон.
– За Каллу! – подняли бокалы Палаццини.
– Кто хочет танцевать? – спросил Ники. – Тут полно актеров – можно плясать всю ночь. И достаточно пунша, чтобы дотянуть до дневного спектакля.
Все зааплодировали.
Майк Палаццини пробрался через толпу, извиняясь налево и направо, пока не оказался на середине сцены. Тетя Нэнси, их сыновья Мики и Трики следовали за родителями.
Над толпой повисло молчание, когда братья встали друг против друга.
– Ты что здесь делаешь? – спросил Дом Майка.
– Нас пригласили. – Майк стоял, широко расставив ноги. Он крутил на пальце золотое кольцо.
Дом и Майк стояли лицом к лицу, за ними жены и остальные члены семьи. Ники и Калла переглянулись. Гости знали историю семейной распри, но редко можно увидеть такую драму на сцене, если она не написана Шекспиром.
– Я их пригласил, – признался Ники.
– А я была посланником. Я пошла на Фицуотер с приглашением.
– И вы, миссис Муни? – Дом почувствовал себя так, словно его предали.
Гортензия пожала плечами:
– Я знала, что мистер Майк не вышвырнет меня.
– Мы хотим, чтобы обе семьи снова соединились, дядя Дом, – сказала Калла.
– Я думаю, что это хорошая идея, – тихо поддержала ее Джо.
– Я тебя спрашивал, Джоанна?
– Нет. Но я скажу это опять.
– Нет нужды. Я тоже думаю, что идея хороша, Доминик, – сказал Майк.
– Ты видел пьесу? – осторожно спросил Дом брата.
– Мы сидели на галерке с цветными, – признался Майк.
– Эй, – откликнулась Гортензия, – нам нравится вид оттуда.
– Неплохой вид, миссис Муни, – согласился Майк.
– Я люблю сидеть высоко. – Нэнси Палаццини выглядела прелестно в коротком темно-синем атласном платье с болеро в тон. Волосы были подкрашены рыжим, а макияж и ногти, как и всегда, могли служить образцом совершенства.
– Как приятно видеть вас снова, тетя Джо и дядя Дом, – сказал Мики.
Он был красив, хорошо одет и стал похож на отца, с такой же пышной шевелюрой.
– Могу только присоединиться. – Трики был застенчив и не любил говорить на публике, но все знали, как он добр. Он был изящным, в тщательно подобранной одежде, весь в мать.
Носком своего старого выходного ботинка Дом провел круг на сцене.
– Мне очень жаль, что так вышло с Рики, – в конце концов сказал он брату.
Глаза Майка наполнились слезами.
– Что поделаешь.
– Мы отдали его за правое дело, – сказала Нэнси. – Но мы чувствуем эту потерю каждый день.
– И это нелегко, – тихо добавил Майк.
– Нелегко. – Нэнси приобняла мужа. – Но мы справляемся. И письмо Джо очень мне помогло.
– Ты ей написала письмо? – спросил Дом.
– Я могу писать письма без твоего разрешения.
– Но не на остров же.
– На остров тоже ходит почта, Доминик, – повысила Джо голос.
– С каких пор?
– С тех пор, как я отправила письмо, и оно дошло и было прочитано. Идет?
– Следи за своим тоном, Джоанна!
– Не буду! Особенно когда ты ведешь себя как осел.
– Не могу не согласиться с ней, Дом. – Майк раскрыл им объятия.
– Ты на ее стороне?
– Она мне всегда нравилась больше, чем ты.
– Так вот когда правда выплыла наружу.
– И все это ничего не значит, – сказала Нэнси, схватив свою крокодиловую сумку за ручку так крепко, словно хотела ее оторвать. – Мы есть то, что мы потеряли. И вы, ребята, – она посмотрела на Дома и потом на мужа, – сами знаете, как много мы потеряли.
– Это всех нас затронуло. Мы скучаем по кузенам. Правда, на бейсбольных матчах «Филлис» мы всегда сидим вместе, – признался Доминик.
– Что вы делаете? – Дом был ошеломлен.
– Рики, Мики и Трики, и Джио, и Нино, и я. Мы всегда вместе ходили на стадион. И когда Ники подрос, мы стали брать его с собой, – выдал всех Доминик.
– Это нарушение субординации. – Дом вытер лицо ладонью.
– Гляди-ка, на острове даже спорт есть. – Джо отхлебнула пунша.
– Мы бы сделали это в любом случае, папа. Мы семья. Нельзя выбрасывать людей, как одноразовые тарелки. – Нино обнял отца.
– У нас так много добрых воспоминаний. Как летом мы ездили в Уайлдвуд-Крест, и как дядя Майк жал на клаксон, когда мы проезжали мост с горящими факелами.
