Гортензия сошла с автобуса в Манхэттене, на углу Восточной Шестьдесят третьей и Мэдиссон-авеню. Ники клялся, что Quo Vadis найти нетрудно. Она глянула на визитную карточку, присланную им вместе с открыткой на ее день рождения.
КАМО ГРЯДЕШИ
ПООБЕДАТЬ ИЛИ ПОУЖИНАТЬ?
Quo Vadis
Le restaurant par excellence
Бруно – Джино
26 Вост. 63 ул.
Нью-Йорк, REgent 7-3562
Спустившись по ступенькам автобуса, она встретила небольшую группу цветных женщин в униформе прислуги, идущих домой с работы. Гортензия кивнула им, приветствуя. Они кивнули ей в ответ, будто старой знакомой.
Она толкнула дверь ресторана и очутилась в древнем Риме. Стены были выложены раскрашенными вручную мозаиками, столики были разделены дорическими колоннами, обои из красной бархатной бумаги обрамлялись арками.
Гортензия остановилась, ожидая метрдотеля. В недрах ресторана океан белых лиц воззрился на нее, вбирая в себя ее шляпу, перчатки, пальто и, наконец, ее коричневое лицо. Гортензия теребила золотую брошь на воротнике пальто, когда метрдотель возвратился на свое место.
– Я пришла встретиться с мистером Кастоне.
Джино, один из владельцев ресторана, проверил лист заказов.
– У нас в списке нет мистера Кастоне.
– Но он пригласил меня на ужин в семь часов.
– Да-да, пригласил! – Ники вприпрыжку пробежал через ресторан и присоединился к Гортензии. – Это моя гостья, – сказал он Джино.
– Простите, сэр, она назвала мистера Кастоне, и я не нашел в списке имя.
– Это мое настоящее имя, – объяснил Ники.
– Позвольте, я покажу вам ваш столик, – улыбнулся Джино и сопроводил Гортензию и Ники, а потом предупредительно отодвинул стул, усаживая Гортензию.
– Если ты больше не Кастоне, то как прикажешь тебя теперь величать?
– Ник Карл.
– Звучит как два имени без фамилии вообще.
– Карл – это от Карло, нашего старого друга-посла.
– Почему тебе так хочется вспоминать о нем? Он тебя чуть не угробил. Или ты его, уже и не помню, – фыркнула Гортензия.
– Так или иначе, благодаря ему моя жизнь изменилась.
– А моя чуть не кончилась.
Ники засмеялся.
– Посол изменил все. Когда мы прибыли в Розето и вышли из машины, они полюбили нас, хотя совершенно не знали. Это очень похоже на то, что происходит в телевизоре.
– Меня они приняли только потому, что я была с тобой, – напомнила ему Гортензия. – Актриса из меня никудышная.
– Неправда, вы были очень внушительны. У меня тогда создалось впечатление, что они с самого начала нас раскусили, но им хотелось верить, что я – посол, они нуждались в нем. Людям необходимо чувствовать собственную важность.
– Это несомненно. – Гортензия вспомнила о Луи, и глаза ее заволокло слезами.
– Вы плачете?
– Нет, это от лука.
Ники оглянулся вокруг:
– Нет здесь никакого лука.
– А я говорю, лук это. Лук во всем виноват.
– Миссис Муни, я никогда не видел вас плачущей.
– Ну, в жизни мне случалось иногда плакать. Бывали у меня печальные деньки. Поводы для грусти. – Гортензия открыла меню.
– Готовят здесь отменно.
– Думаю, твой приятель Джино вообразил, что я пришла сюда наниматься на кухню.
– Но ведь это не так.
– Забавно. А я ведь теперь могла бы тут работать. Я разбираюсь в итальянской еде.
– Столько лет бок о бок с Палаццини.
– Ну, можно сказать и так, только это неправда. Я всегда оставалась в гараже, исключая те разы, когда нянчила тебя в доме.
– Вы нянчили меня?
– Да, сэр.
– Я был послушным ребенком?
– Получше, чем твои кузены. Я думала, что эти ребята закончат свои дни за решеткой. Они был неуправляемые.
– А что вы помните о моей матери?
– Она была милейшей женщиной. – Гортензия закрыла меню. – Очень доброй. Я бы сказала, она была красивее своей сестры, и фигура у нее была лучше. Джо чуть более коренаста, если ты понимаешь, о чем я. А твоя мать была изящна. И лицо – у нее было очень нежное лицо, мягкий овал. Красивые зубы.
– Вы помните, как она умерла?
– Она очень долго болела. Знаешь, когда болезнь тянется и тянется, уже начинаешь думать, что человек никогда не умрет. Она боролась изо всех сил, потому что не хотела оставлять тебя. Она только об этом волновалась. Ты был для нее всем на свете.
– А где я был, когда она умерла?
– В комнате вместе с ней.
– Правда?
– Твоя кушетка стояла у нее в комнате. Помнишь?
Ники кивнул. Он помнил.
– Ты тогда спал. Была ночь, уже светало. Миссис Палаццини позвала меня, потому что не хотела оставлять детей одних, когда ей придется поехать с мужем, чтобы отвезти твою маму в больницу. И я тут же пришла. Когда я вошла, приехали Майк и Нэнси. Их дети были по всему дому – один спал на диване, остальные двое – на составленных попарно стульях. Ты все это время спал, ничего не слышал. Я пошла наверх, когда твою маму вынесли из комнаты.
– Они там меня и оставили?
– Там была я. И когда ты проснулся, ты спросил, где мама. А я не знала, что тебе сказать, но я видела, что хотя ты и был еще малыш, ты знал. Поэтому я сказала тебе правду: что она нас покинула, но она на небесах и теперь она везде.
– А я вам поверил?
– Не знаю. Ты поверил?
– Думаю, мне пришлось поверить.
– Так что я взяла книжку и начала тебе ее читать. И тебе стало получше.
– Жалко, что я больше ничего не помню. – Ники поправил галстук.
– На самом деле твоя мама приходила ко мне в диспетчерскую за несколько месяцев до кончины. Сказала, что ищет сестру, но я-то знала, что она просто хотела поговорить со мной наедине. Ей было известно, что я веду всю бухгалтерию, и она хотела увериться, что у тебя есть все необходимое. Она дала мне номер своего банковского счета. Я все записала, и мы еще немного посидели, поговорили о моих дочках. Она все расспрашивала меня о них. А потом, перед уходом уже, сказала: «Миссис Муни, я знаю, что прошу слишком многого, и все же приглядывайте, пожалуйста, за Николасом». Так она тебя называла. Она сказала, что Монтроуз-стрит, 810 – сущий зоопарк, и ей страшно, что ты потеряешься во всей этой сутолоке и шумихе. И я дала ей обещание.
– И сдержали его.
– А что еще могло заставить женщину в здравом уме согласиться изображать атташе Элеоноры Рузвельт в городке Розето штата Пенсильвания? Я сделала это только потому, что пообещала твоей матери приглядеть за тобой.
