Даже самая толстая и мрачная туча с обратной стороны серебрится.
Мэнсики продолжал:
– Однако до последнего у меня оставался страх перед сильным землетрясением или пожаром. Случись одно из таких бедствий, спастись не удастся – ты же за решеткой. Стоило лишь представить, как меня, замкнутого в тесном пространстве, раздавит, или я заживо сгорю, – от страха спирало дыхание. Такой страх я побороть так не смог. Особенно когда проснешься среди ночи…
– Но вы же выдержали?
Мэнсики кивнул.
– Разумеется. Ведь я не мог проиграть этим типам из прокуратуры, допустить, чтобы система меня сломала. Одна моя подпись в подготовленных ими документах – и я бы вышел на свободу. Мог бы вернуться к привычной жизни. Но если б я это сделал – мне конец. Тогда бы получилось, что я признаю то, чего не совершал. И тогда я решил воспринимать это как важное испытание, уготованное мне небесами.
– Когда вы сидели в этом склепе в одиночестве целый час – наверное, вспоминали те дни?
– Да. Иногда необходимо возвращаться к исходной точке – в то место, которое вылепило нынешнего меня. Ведь к удобствам человек привыкает быстро.
Этими словами Мэнсики опять привел меня в восторг. Какой же он все-таки оригинал – другой бы постарался скорее забыть о таком суровом опыте.
И тут Мэнсики, как будто вспомнив, сунул руку в карман ветровки и вынул оттуда платок.
– Вот, нашел на дне склепа, – произнес он, развернул платок и достал маленькую вещицу.
Она была пластмассовой. Взяв ее в руку, я попытался рассмотреть в свете фонаря, что это такое. То был выкрашенный черным и белым игрушечный пингвин длиной сантиметра полтора – на черном шнурке. Такие фигурки школьницы часто вешают на сумку или сотовый телефон. Совсем не грязный, по виду – новехонький.
– В прошлый раз, когда я спускался на дно, этой фигурки там не было, это точно, – сказал Мэнсики.
– Выходит, ее обронил тот, кто спускался сюда после вас.
– Выходит, так. Похоже на украшение, которое цепляют к сотовому телефону. И шнурок не оборван – его развязали и сняли с телефона. Поэтому велика вероятность, что этого пингвина не обронили, а оставили в склепе намеренно.
– Спустились на дно и специально оставили?
– Может, просто уронили сверху.
– Но для чего? – спросил я.
Мэнсики покачал головой – он тоже не мог этого понять.
– Возможно, этот кто-то оставил фигурку как амулет? Конечно, это не более чем мое предположение.
– Думаете, Мариэ?
– Не исключено. Кроме нее, нет никого, кто мог бы сюда прийти.
– И она оставила фигурку со своего телефона как амулет?
Мэнсики опять покачал головой:
– Не знаю. Однако тринадцатилетней девочке может прийти на ум и не такое. Разве нет?
Я еще раз посмотрел на крошечного пингвина, которого держал в руке. Теперь он и впрямь казался мне каким-то талисманом – было в нем что-то невинное.
– Но тогда кто же вытащил лестницу и донес ее до зарослей? И для чего? – спросил я.
Мэнсики покачал головой, как бы говоря, что понятия не имеет. Я сказал:
– Как бы там ни было, когда вернемся в дом, давайте позвоним Сёко Акигаве и попытаемся выяснить, не было ли у госпожи Мариэ фигурки пингвина. Ответит – и хоть кое-что прояснится.
– Тогда пока держите фигурку у себя, – сказал Мэнсики. Я кивнул и положил пингвина в карман брюк.
Затем мы, оставив лестницу приставленной к стенке, опять накрыли склеп крышкой, а поверх досок выстроили камни-грузила. На всякий случай я снова хорошенько запомнил расположение этих камней. По тропинке в зарослях мы направились обратно в дом. Я бросил взгляд на часы – стрелки перевалили за полночь. По дороге мы не разговаривали – светя каждый себе под ноги, шагали, храня молчание. Каждый думал о своем.
Когда мы подошли к дому, Мэнсики открыл багажник «ягуара» и положил туда лампу. Затем встал, опершись на закрытый багажник, как будто наконец избавился от напряжения, и некоторое время смотрел в небо. Мрачное небо, на котором ничего не было видно.
– Ничего, если я немного побуду у вас? – спросил у меня он. – А то дома я никак не смогу успокоиться.
– Конечно, заходите. Прошу вас. Я и сам вряд ли быстро усну.
Но Мэнсики так и остался стоять, не двигаясь, будто о чем-то задумался. Я сказал:
– Не знаю, как это правильно выразить, но мне кажется – с девочкой творится что-то неладное. Причем где-то поблизости.
– Но не в склепе же.
– Видимо, нет.
– А что плохого может с ней произойти? – спросил Мэнсики.
– Этого я не знаю. Но у меня такое чувство, что она в опасности.
– И это происходит где-то поблизости?
– Да, – ответил я. – Поблизости. Мне не дает покоя та лестница. Зачем ее вытащили из склепа? Кто это сделал? Почему спрятали в зарослях мискантуса? Что бы все это могло значить?
Мэнсики поднялся, мягко прикоснулся к моей руке – и сказал:
– Да, я тоже ничего понять не могу. Однако что нам здесь попусту переживать? Давайте войдем в дом.
47
Сегодня, кажется, пятница?
Зайдя в дом, я снял кожаную куртку и сразу же позвонил Сёко Акигаве. На третьем звонке она подняла трубку.
– Ну как? Выяснилось что-нибудь еще? – спросил я.
– Нет, пока ничего. И никаких звонков, – ответила она таким голосом, будто никак не могла поймать ритм дыхания.
– В полицию звонили?
– Нет, еще не звонила. Не знаю, почему, но я решила несколько повременить. Мне все кажется, что она вот-вот вернется…
Я описал ей фигурку пингвина, найденного на дне склепа. Что нас туда привело, распространяться я не стал – просто спросил, была ли у Мариэ такая вещица.
– Да, у Мариэ была фигурка на телефоне. Я помню – вроде пингвин… постойте! Да, точно пингвин. Ошибки быть не может. Маленькая пластмассовая куколка. Кажется, она этого пингвина получила бонусом в пончиковой. И почему-то очень его берегла, носила как талисман.
– И сотовый она постоянно носила с собой?
– Да, только редко включала. На звонки не отвечала, но иногда звонила сама, – сказала Сёко Акигава. Прошло несколько секунд, и она добавила: – Хотите сказать, эта фигурка где-то нашлась?
Я не знал, что ей ответить. Открою ей правду – и придется рассказывать о склепе в зарослях. А если вмешается полиция, им придется объяснять то же самое, только гораздо обстоятельнее. Если выяснится, что там нашлась личная вещь Мариэ Акигавы, полиция перевернет склеп вверх дном, прочешет все заросли. Нам станут задавать въедливые вопросы, скорее всего – всплывает прошлое Мэнсики. Не думаю, что от всего этого будет какая-то польза. Как и говорит Мэнсики, это лишь все усложнит.
