– И все же удивительно, как складываются отношения между мужчиной и женщиной, ты не считаешь? – спросила она.
– Удивительно? В каком смысле?
– Вот мы с тобой встречаемся. Познакомились совсем недавно – а уже кувыркаемся голышом. Совсем беззащитные и без всякого стеснения. Как задумаешься, так разве не удивительно?
– Может, ты и права, – тихо согласился я.
– Представь себе, что это игра. Может, не только, но все равно игра в каком-то смысле. Если не представишь – не поймешь, о чем я.
– Хорошо, я постараюсь представить, – ответил я.
– А раз игра, для нее требуются правила, так?
– Пожалуй.
– Хоть в бейсболе, хоть в футболе есть толстенная книга правил, в которой прописано все вплоть до мельчайших положений. И судьи, и спортсмены должны эти правила помнить. Иначе матч не состоится, верно?
– Именно.
Она выдержала паузу – ждала, пока у меня в голове не сложится представление.
– И… вот что я хочу сказать: правила этой игры мы так ни разу и не обсудили. Или обсуждали?
Я немого подумал и ответил:
– Да вроде бы нет.
– Тем не менее на практике мы продолжаем эту игру, следуя неким предполагаемым правилам. Так?
– Выходит, так.
– Из чего, как мне кажется, следует, что я играю по тем правилам, которые знаю я, а ты – по тем, какие знаешь ты. И мы инстинктивно уважаем правила друг дружки. Пока наши правила не противоречат друг другу, пока не возникнет кошмарный хаос, игра будет продолжаться без препон. Или ты так не считаешь?
Я задумался над ее словами.
– Пожалуй, так все и есть. Мы, по сути, уважаем правила друг дружки.
– Но вместе с тем я думаю, что это понятие даже не уважения или доверия, а скорее – этикета.
– Понятие этикета? – повторил за ней я.
– Этикет – он очень важен.
– Вероятно, ты права, – признал я.
– При этом, будь то доверие, уважение или этикет, если что-то перестанет работать, обоюдные правила начнут противоречить, а сама игра выйдет из нормального русла, и нам придется приостановить матч и принять новые общие правила – или же прервать матч и уйти со стадиона. Главный вопрос тогда будет – что из этого нам выбрать.
Что и произошло с моей семейной жизнью, подумал я. Вышло так, что я просто прервал свой матч и тихо покинул стадион. Одним мартовским зябко-дождливым воскресеньем.
– Значит, ты хочешь обсудить здесь правила нашей игры?
Она покачала головой:
– Нет. Ничего ты не понял. Я хочу, чтобы мы их вообще не обсуждали. Как раз поэтому я могу быть с тобой вот такой неприкрытой. Ты не против?
– Я-то нет, – сказал я.
– Прежде всего – доверие и уважение. А особенно – этикет.
– Особенно этикет, – повторил я.
Она протянула руку и сжала в кулаке частицу моего тела.
– Еще твердый, – шепнула она мне на ухо.
– Вероятно, потому что сегодня понедельник, – сказал я.
– Что, это зависит от дней недели?
– Или же потому, что с утра идет дождь. А может, виной здесь то, что зима близко. Или потому, что показались перелетные птицы. Или причина – богатый урожай грибов. Или все из-за того, что воды в стакане остается одна шестнадцатая часть. Или просто грудь у тебя под желто-зеленой водолазкой потрясающая!
От этих слов она прыснула. Похоже, мой ответ пришелся ей по душе.
Вечером позвонил Мэнсики – поблагодарить за прошлое воскресенье.
Я ему ответил, что не сделал ничего, заслуживающего благодарности, – всего-навсего представил его тете и ее племяннице. Что и как в дальнейшем будет складываться, уже не мое дело, и в этом смысле я лишь обычный посторонний. Точнее – хочу, чтобы меня и дальше им считали, хоть меня не покидало предчувствие, что вряд ли все пойдет гладко и так, как мне этого хочется.
– Но сегодня я звоню насчет Томохико Амады, – продолжил Мэнсики, когда мы покончили с любезностями. – У меня появилось немного свежей информации.
Стало быть, он еще не бросил расследование. Кто бы там на самом деле ни действовал по его поручению, на такую тщательную работу требуются немалые деньги. Уж такой человек Мэнсики: без сожаления вкладывает деньги во все, что считает для себя необходимым. Но вот зачем ему венские приключения Амады Томохико в таких подробностях, я понятия не имел.
– Возможно, это не связано впрямую с венской жизнью господина Амады, – начал Мэнсики, – однако по срокам совпадает и наверняка должно было лично для него иметь очень большое значение. Вот я и решил, что лучше будет поделиться этими данными с вами.
– Что совпадает по срокам?
– Как я, должно быть, уже рассказывал, Томохико Амаде в начале 1939 года пришлось покинуть Вену и вернуться в Японию. Формально то была принудительная высылка, а на самом деле – спасательная операция. Томохико Амаду спасали от гестапо. МИДы Японии и нацистской Германии тайно посовещались и пришли к заключению не считать его преступником, а ограничиться высылкой за пределы страны. Покушение готовилось в 1938 году и было связано с другими важными событиями того времени – Аншлюсом и Хрустальной ночью. Аншлюс случился в марте, Хрустальная ночь прошла в ноябре. После них уже никто не сомневался в замыслах Адольфа Гитлера, и Австрия оказалась неразрывно втянутой в военные планы Гитлера. Так глубоко, что уже была не в состоянии что-либо предпринять. Подпольное сопротивление зародилось в основном в студенческой среде, чтобы воспрепятствовать этой зловещей тенденции, и в том же году Томохико Амаду арестовали за причастность к тайной подготовке покушения. Что было до и после того, вы примерно знаете.
– В общих чертах, – подтвердил я.
– Вам нравится история?
– Разбираюсь я в ней слабо, но книги по истории читаю с интересом.
– Если обратиться к японской истории, примерно в те же годы произошло несколько очень важных событий. Несколько роковых, что необратимо вели к катастрофе. Не припоминаете?
Я попытался освежить свои исторические познания, отложившиеся в голове много лет назад. Что произошло в 13-м году эры Сёва? В смысле – в 1938-м. В Европе ожесточилась гражданская война в Испании. Тогда же немецкий легион «Кондор» подверг варварской бомбардировке Гернику. А в Японии…
– Инцидент на мосту Лугоу произошел в том же году?
– Нет, на год раньше, – сказал Мэнсики. – 7 июля 1937-го, что послужило поводом для войны между Японией и Китаем. А в декабре 1937-го случилось другое важное событие, но оно проистекало из того инцидента.
Что же было в декабре?
– Взятие Нанкина? – припомнил я.
