Но я этого не сделала. Более двух лет назад я пообещала своему другу, что сделаю ему настенное панно на том детском ткацком станке, и оно до сих пор готово только наполовину.
Но настоящей ткачихой, как оказалось, была Морайя. Она начала с такого же станка, что и я, но поняла, как по-настоящему им пользоваться, когда нужно добавить неожиданный цвет или начать совершенно новый узор из ниоткуда. Она ходила на курсы; научилась пользоваться напольным ткацким станком; делала шарфы, и даже один сделала для меня. Впоследствии она стала использовать те же самые движения – вверх и вниз, и вокруг – чтобы делать корзины.
Это было не первое ее рукоделие. В детстве она всегда была рядом со мной, делая разные поделки, от уроков с нашей тетей Кейтлин по созданию украшений до продажи наших творений из глины соседям.
Морайя потихоньку рисовала и клеила, и вышивала, и к тому времени, когда перешла в старшие классы школы, она стала полноценным Творческим Ребенком, ходила на подготовительные курсы по рисованию и изучала архитектуру для поступления в колледж. Не думаю, что она действительно хотела стать архитектором как таковым, но, как и маме, ей всегда нравилось пространство, то, как сочетаются разные элементы в данном месте и в данное время.
В детстве мы обе любили часами играть в Sims на домашнем компьютере, создавая целые миры с нашими собственными персонажами, пока мама не загоняла нас спать. Мне не хватало терпения строить дома, где должны были жить эти маленькие аватары, и если предоставить меня самой себе, то я попросту распихала бы горы мебели вдоль всего необъятного периметра стен, и на этом бы все закончилось, но Морайе это нравилось. Она добавляла лестницы и наклонные потолки, могла минут пять выбирать обои в комнату, а когда заканчивала, я отбирала мышку и приступала собственно к игре: заставляла своих симов жить, а потом их убивала. (Мое место – в тюрьме.) Я расписывала подробные биографии персонажей, даже воссоздавала людей, которых я знала в реальной жизни, обычно мальчиков, в которых меня угораздило втюриться. И казалось, что Морайя никогда не была против такого расклада, ей нравилось наблюдать, как используют ее пространство. Уже тогда она была художником, а я была писателем.
Когда появился Мэттью, он дополнил нашу триаду в качестве музыканта. Конечно, тогда мы этого не знали, но, чтобы понять это, понадобилось не так уж много времени. Когда ему исполнилось восемь, он стал учиться играть на гитаре, а к одиннадцати или двенадцати годам стало ясно, что он – очень талантливый ребенок. Сейчас он умеет играть на всем: на барабанах, гитаре, альте, альт-саксофоне, пианино.
Он все схватывает на лету, а сейчас преподает музыку детям – в течение учебного года и даже летом. Писатель, художница и музыкант, родившиеся у двух людей, которые познакомились в бухгалтерской конторе! Мне всегда нравилась эта семейная легенда, нравилось, как звучит наша история.
А наша история с Морайей начинается с того, что я сразу же предъявила на нее свои права.
«Можете назвать ее Шарлоттой, если хотите, – заявила я в три годика, когда мои родители обсуждали возможные имена для будущего ребенка (так мне рассказывали), – но так как я буду звать ее Морайей, то она может запутаться».
Еще одно мое высказывание, которого я не помню, так как была слишком маленькой: «Она будет моей лучшей подругой».
Есть и другие обрывки воспоминаний. Долгое время моим любимым нарядом было зеленое платье, которое мне подарила бабуля, мама моего отца, потому что у Морайи было точно такое же. Я привела Морайю в детский сад на урок «расскажи и покажи». У нас был собственный лимонадно-глиняный прилавок, где мы продавали все по запредельной стоимости. Я ее подстригала и прилепляла бантики из подарочной обертки к ее волосам, а однажды, когда на Хануку нам подарили красную тележку, я усадила туда Морайю и повезла ее вниз по улице, пытаясь кому-нибудь отдать. Не потому, что хотела от нее избавиться, а как раз наоборот. Я любила этого улыбчивого маленького человечка так сильно, что хотелось поделиться ею со всем остальным миром.
Не знаю, что из этого произошло на самом деле, за исключением доказательств на нескольких фотографиях: вот мы в одинаковых платьях, вот мы расставляем глиняные безделушки на прилавке, вот Морайя с тремя блестящими бантиками в волосах.
Но мне нравится уют этих историй, их определенное начало и конец. В них нет шероховатости или неясности, нет ничего, что я не могла бы понять.
Я бы хотела, чтобы эта история была о том, как рукоделие спасло мою сестру. В какой-то мере, так и есть; но с другой стороны, все не так просто. И эта история все еще продолжается, так что, скорее, это даже не история, а сериал из иногда-связанных-а-иногда-нет событий.
Морайя поступила в архитектурный колледж, очень крупный, и уехала из дома в Сент-Луис. Поначалу все шло хорошо, но со временем она стала названивать маме посреди ночи, захлебываясь слезами. В итоге Морайя перевелась с архитектурного факультета на факультет искусств, где создавала коллажи и крупномасштабные принты монстров и комбинировала разномастные вещи, обнаруженные в секонд-хендах. Звонки от мамы становились все более и более тревожными; ей приходилось отвечать на все более странные и неприятные телефонные звонки Морайи в любое время дня и ночи и даже несколько раз летать в Сент-Луис, чтобы побыть с ней. Морайя почти всегда игнорировала мои SMSки, обычно это были корявые сообщения, вопрошающие, все ли у нее в порядке, перемежающиеся мемами зверюшек, на которых я натыкалась в интернете. Невозможно было понять, стал ли для нее колледж тем местом, где она и должна находиться, поддерживали ли ее или подавляли порядки в нем. Она не всегда была способна закончить работу, не всегда была способна встать с постели утром, не всегда была способна выразить, что с ней происходит. Она становилась то печальной и подавленной, то маниакально-энергичной, и никто не знал, что делать.
В маленьком белом благополучном городишке, где мы выросли, существовал только один путь, коему должно было следовать.
Когда я была совсем ребенком, я частенько слышала как, разных семьях говорили, что они «переехали сюда из-за образовательной системы», и эта система имела цель: попасть в колледж. Домашние задания, репетиции, подготовительные тесты, школьные психологи – все энергично вносили свою лепту, чтобы мы смогли достичь этого, как казалось, конечного пункта назначения. Но нам никогда не рассказывали, что происходит, когда, наконец, туда попадаешь, и не существовало карты, по которой можно ориентироваться, если вдруг решишь поехать куда-нибудь в другое место.
Когда все зашло слишком далеко, Морайя бросила колледж и вернулась домой.
Уже дома она какое-то время провела в больнице. Это была Неделя Акул, рассказывала она мне позднее о своих воспоминаниях, потому, что только это им разрешали смотреть по телевизору, и потому, что один парень рассказывал, что в прошлом году он был там и показывали то же самое. Это ее расстроило. А еще расстроило, что им не разрешалось пользоваться ножницами и прочими «острыми предметами», и поэтому приходилось делать коллажи, разрывая бумагу на кусочки. Неважно, что она специально училась в колледже создавать коллажи и принты, и всякие такие штуки, и с ножницами у нее никогда не было никаких проблем.
