– Джон, прекрати немедленно! Не видишь разве? Ты напугал маму. – Она убирает волосы с его лица и мягко улыбается. Но от моего взгляда не ускользает её рука, всё ещё прижатая к груди. – Знаешь, если бы здесь и были привидения, вряд ли они захотели бы причинить нам зло, не так ли?
Я делаю глубокий вдох. Большинство родителей убедили бы своих чад, что никаких привидений не существует. Но только не мои. Они свято верят в то, что мы должны в таких случаях принимать самостоятельные решения.
– Привидений не бывает, Джон, – говорю я брату, но в тот момент, когда эти слова срываются с губ, я начинаю в них сомневаться. В этом доме всё-таки творится что-то непонятное. Наверху всё какое-то промозглое. Здесь настолько зябко, что при вдохе я чувствую в лёгких ледяной воздух. На улице даже под дождём было не так холодно…
Лампочки вспыхивают и вскоре разгораются на полную мощность. Мама поворачивается к нам с Джоном:
– Не нервничайте. Это всего лишь гроза. У нас во Флориде такого добра было куда больше, чем у местных жителей.
Джон смотрит на меня, и в этот момент я отчётливо чувствую… его страх. Он, видимо, всерьёз думает, что наверху что-то происходит. Я его не виню. Я опускаюсь перед ним на корточки и пытаюсь выглядеть как можно спокойнее.
– Всё хорошо, Джон. Не бойся. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. И с мамой тоже. Понимаешь?
Он кивает и суёт большой палец себе в рот. Он такого не позволял себе уже целый год. Я встаю и делаю несколько шагов к своей комнате. Потом резко останавливаюсь, когда замечаю, что дверь приоткрыта. Я точно закрывала её, когда уходила.
Я помню об этом, потому что не хотела, чтобы Джон добрался до моих кисточек и красок. Теперь, выходит, дверь открыта. И ползущий сквозь дверной проём воздух холоден как лёд… не намного теплее, чем в нашем морозильнике.
Подойдя к двери, я тяну её за ручку, пока она не распахивается настежь. И потом… я вижу их. Мои пастельные мелки. Синий и розовый. И снова рядом с моей кроватью. Только на этот раз вместе с альбомом, который я убрала ещё утром. И он раскрыт…
Глава 7
От кого-то я слышала, что человеческий мозг устроен так, чтобы, если вы напуганы, мгновенно подготовить тело к драке или к бегству. Не думаю, что мой мозг работает правильно, потому что я обычно понятия не имею, что делать в таких случаях. Я знаю лишь одно: сердце начинает биться так сильно, что мне становится не по себе.
Что-то здесь, в этом доме, явно не так. Я вдруг так радуюсь, обнаружив на своём ночном столике небольшую лампу. Светит она не ярко, но без неё мы оказались бы в полной темноте.
– Ну что, есть там привидения? – спрашивает Джон, и его нижняя губа подрагивает. То ли от страха, то ли от холода. Пока трудно сказать.
– Тсс… Помолчи, – отвечаю я, пытаясь подавить собственный страх.
Ещё один порыв холодного воздуха бьёт мне в лицо. Тут я замечаю, что окно в комнате раскрыто настежь, а пол мокрый от дождя. «Как оно могло открыться?» – мысленно задаю я себе вопрос. И тут же бросаюсь, чтобы поскорее захлопнуть окно, иначе беда – всё промокнет. Поскользнувшись, я едва не падаю, когда пытаюсь закрыть тяжёлую раму. Она шумно захлопывается, а я замираю на минуту, заворожённая видом быстро плывущих по небу облаков. Они превращают унылое небо в густую чёрную массу. Как будто кто-то закрасил серую страницу чёрной пастелью.
– Мама! – зову я, крепко сжимая руку Джона, и отхожу от окна.
Ни звука. Сердце колотится в груди. Причём так сильно, что, боюсь, я стану первой двенадцатилетней девочкой, у которой случится сердечный приступ.
– Я здесь, в… – доносится откуда-то голос мамы, и я задерживаю дыхание, чтобы прислушаться.
Он кажется таким далёким, как будто она сейчас где-то в подвале. Я прикладываю ухо к трещине в краске. Я ведь ещё даже не изучила все помещения в доме. И мне не очень-то хочется отправляться на поиски туда, где толком не ориентируюсь. И в то же время мне нужно, чтобы мама поскорее оказалась рядом.
– Мама спряталась, – произносит Джон монотонным голосом, прижимая к себе деревянную куклу. Рот Рено шевелится, и его голова поворачивается ко мне. В едва освещённой комнате это выглядит ещё страшнее.
– Скорее иди сюда. Где бы ты ни была! Пожалуйста!
Удар грома сотрясает дом, и я вскрикиваю. За окном вспыхивает молния, и на потолке пляшут замысловатые тени. Но это ведь обыкновенная гроза. Всего лишь гроза. «У нас во Флориде часто бывали грозы», – повторяю я про себя много раз, отчаянно пытаясь заставить себя в это поверить.
– Джон, встань рядом со мной, – говорю я брату. – И никуда не уходи, пока не придёт мама.
– Рено я тоже никуда не отпущу, – отвечает он. – Ему не нравится темнота.
Мне тоже. Едва дыша, я пробую сдвинуться с места. Всего несколько шагов, и я окажусь рядом со своим альбомом. И мы посмотрим, есть ли что-нибудь в нём или нет. Какое-нибудь сообщение. Предостережение. Хоть что-нибудь.
Снова бьёт молния, и по комнате прокатывается громкий треск. На этот раз Джон не выдерживает и начинает плакать. И я ничем не могу ему помочь. Я лишь в ужасе смотрю на лежащий передо мной раскрытый альбом…
Я опять вижу там перевёрнутую букву L, но теперь передо мной уже законченный прямоугольник. Четыре идеальных угла вместо одного. И цвет более тёмный. Он чёрный как смоль, с лёгкими тенями на внутренних краях. Тени вообще-то рисовать не так просто. Даже трудно, чего уж там говорить. Это не лёгкое касание пастелью листа, не растушёвка. Это настоящий рисунок, выполненный со знанием дела.
Повернувшись к Джону, я чувствую, что начинаю паниковать. И понимаю: только сумасшедший может предположить, что мой брат способен изобразить такую сложную штуку. Но какое здесь может быть другое объяснение?
– Это ты сделал?
Джон фыркает и смотрит на лист бумаги.
– Что? – удивлённо спрашивает он.
Взяв альбом, я указываю на прямоугольник. Вообще-то Джон давно уже оставил в покое мои принадлежности для рисования. Не возьму в толк, зачем они вдруг ему понадобились. Кроме того, я никогда не видела, чтобы он рисовал что-нибудь, кроме ломаного контура. Но идеально заштрихованный прямоугольник? Нет, не может быть…
Тыкая пальцем в бумагу, я пытаюсь дышать глубоко и сохранить спокойный голос:
– Вот! Это ты нарисовал, Джон? Скажи мне правду.
– Что тут происходит? – спрашивает мама, которая в этот момент появляется в дверном проёме. На ней теперь толстая трикотажная рубашка, и лицо уже не такое бледное, как раньше. – Простите, ребята, но, пока я копалась в коробках у себя в комнате, снова вырубили электричество. Так что мне было не так просто сюда добраться.
Я поворачиваю голову к настольной лампе. А ведь она вроде не гасла.
– Электричество, говоришь? Но здесь всё работало!
