Я направляюсь к двери, а потом прямо к Инес. Тёплое осеннее солнце согревает мне шею. Листья лениво падают к моим ногам, и я замечаю, как оголились ветви деревьев. Через три недели наступит Хеллоуин и все детишки будут наряжаться и бегать от двери к двери с пакетами сладостей. Когда мы только сюда приехали, я думала, что этот обычай не соблюдается. Слишком опасно в таком большом городе. Однако сейчас я думаю, что это забавно. Тенистая улица – совершенно спокойное, хорошо освещённое место, и мама говорит, что у нас замечательные соседи. К тому же неподалёку находятся несколько больших домов с отлично украшенными лужайками. Есть надежда – даже уверенность, – что и в сладостях недостатка не будет. А значит, этот праздник может стать лучшим Хеллоуином в моей жизни. Особенно если удастся провести его с Эндрю, Ниной и Ричи.
Сразу за поворотом я вижу до боли знакомый стеклянный ящик, и у меня перехватывает дыхание. Вот и она. Маленькая девочка, которую никто не понимает. Девочка, которую все предпочитают оставить за завесой тайны просто потому, что так интересно слушать рассказ о привидениях.
Сделав ещё несколько шагов, я останавливаюсь перед её каменным личиком. Какое потрясение разглядывать её застывшие черты. Она такая хорошенькая. И такая юная. Младше меня, но это всё не имеет значения. Она так скучала по дому. Совсем как я. Сильный, не по сезону тёплый порыв ветра взметает мои волосы с плеч и бросает их мне в лицо. Это не так страшно, как когда мы пришли сюда в прошлый раз и началась гроза. Нет, сейчас это даже приятно.
– Знаю, ты не преследовала меня, а просто хотела, чтобы мы узнали твою историю и твоё настоящее имя, – говорю я, вполне понимая, что если кто-нибудь увидит, как я разговариваю со статуей, то наверняка подумает, что я свихнулась. Но мне всё равно. Мои родители никогда не обращали внимания на то, что другие думают об их чудачествах. Я, наверное, отчасти унаследовала эту черту.
Улыбаясь, я прикасаюсь ладонью к разделяющему нас стеклу и тихо шепчу: «Спасибо». Правда оказалась значительно проще, чем я могла себе вообразить. Инес приходила ко мне не только для того, чтобы рассказать свою историю. Она старалась помочь мне единственным способом, которым могла. Поставив меня перед необходимостью разгадать свою тайну, она одновременно дала мне новых друзей.
Усадив Рено у подножия её стеклянного куба, я скидываю с плеча сумку и кладу её на землю. Пальцы нащупывают заламинированный листок бумаги размером восемь на десять дюймов. Я вытаскиваю его и клейкую ленту, которую стащила в кладовой.
– Ты помогла мне встретить Нину, Эндрю и Ричи, и теперь я твоя должница. Я сделаю это для тебя, Инес, – шепчу я.
Вокруг шумят деревья, и я размышляю, слышит ли она меня. И видит ли. Надеюсь, что да. Поместив листок поверх имени Инес Кларк, выгравированного на табличке у подножия статуи, я приклеиваю его края скотчем. Не знаю, долго ли он тут провисит или зимние бури сорвут его, но потом я приду и снова прикреплю его. Хочу, чтобы люди знали правду.
Инес Бриггс 20 сентября 1873 года – 1 августа 1880 года
Может быть, мне уже не изменить того, что Инес пришлось покинуть дом и разлучиться с родителями. Или того, что её стеклянный саркофаг числится во всех книжках про привидения. Но, по крайней мере, в моих силах сделать так, чтобы на её могильной плите всегда значилось настоящее имя. После всего того, через что она прошла, чтобы достучаться до меня и моих новых друзей, появившихся у меня благодаря ей, это самое малое, что я могу для неё сделать…
Эпилог
– Не смей приближаться сюда со своей шкурой зомби, чучело! – Нина пихает Эндрю, и тот чуть не падает со стула и рассыпает сухие кубики зелёной краски на ковёр. Ричи весело хохочет и отправляет в рот очередную порцию попкорна. Полагаю, втайне он радуется, что Нина наконец-то колотит кого-то другого, а не его.
Я отрываюсь от своего рисунка и улыбаюсь. Этот день наполнен вещами, которые происходят со мной в первый раз. Я первый раз в своей жизни рисую человека. Первый раз позволяю другим смотреть мои рисунки. Первый раз делюсь своим искусством с друзьями. Сначала было страшно, но теперь я счастлива. Получается, счастье тоже причиняет боль.
А ещё я впервые отмечаю Хеллоуин не во Флориде. Я не была уверена, что это будет здорово, но когда Эндрю, Нина и Ричи явились в костюмах, хотя мы уже вполне себе взрослые, я поняла: ночь будет что надо! Может, мы и не будем выпрашивать конфеты, как мой братик, но точно повеселимся всласть.
– Вау! Тесса, всё так здорово! – восклицает Эндрю, склоняясь ближе. Потом видит суровый взгляд Нины, вздыхает и убирает локоть подальше. – Не могу поверить, что ты это сделала, просто посмотрев на скульптуру.
Взглянув на рисунок, не могу удержаться от гордости. Даже без настоящего портрета Инес рисунок, как мне кажется, очень близок к оригиналу. Длинные волнистые волосы, или, как сказал бы Эндрю, «помятые». В них лента. Добрые глаза и милая улыбка маленькой девочки.
– Спасибо, – говорю я.
Нина дёргает ногами, пытаясь распутать подол своего длинного чёрного платья. Из-под него видны кроссовки «Найк». Когда она появилась в этом наряде, я вначале подумала, что она будет ведьмой, но следовало бы знать её получше. Роль ведьмы слишком скучна для Нины, слишком невыразительна. Очевидно, она взяла себе образ какого-то медиума. Предполагается, что много лет назад они говорили людям, что умеют общаться с мёртвыми. И хотя Нина по-прежнему выглядит для меня как ведьма, все эти спиритические штуковины имеют куда больше смысла для девочки, которая общается с призраками.
Я обращаю внимание на её обувь.
– Ладно, я понимаю, зачем тебе «говорящая доска», но при чём здесь «Найк»?
Нина быстро прячет обувь под подол юбки.
– Эй, вот только не надо обсуждать мою обувь! Согласно моим изысканиям, в восемнадцатом веке люди носили страшно неудобные туфли.
Я хохочу. Нина пытается сжать губы, чтобы не прыснуть от смеха, но потом всё-таки не выдерживает. До чего же приятно наблюдать, что она наконец-то покинула свою раковину. Вряд ли теперь я когда-нибудь увижу её круглые пустые глаза, а разговаривает она сейчас больше, чем обычно. Более того, предложение отметить сегодняшнюю ночь было её идеей!
– И что же, служители в Грейсленде собираются повесить это у себя? – спрашивает она, показывая на мой рисунок. – А где?
– Да. В приёмной. Прямо в прихожей.
Я добавляю немного розового щекам Инес. Совсем чуть-чуть, лишь бы придать её коже больше жизни.
Прошло три недели с тех пор, как я начала прикреплять к могиле Инес лист с её настоящим именем. И хотя я думала, что действую незаметно, служителям не понадобилось много времени, чтобы смекнуть, чем я занимаюсь. После того как я начала заходить на кладбище каждые несколько дней с листками и скотчем в сумке, они в конце концов вычислили меня и спросили, не я ли всё время наклеиваю надпись на могиле Инес.
К счастью, я рассказала им правду, иначе ничего бы у меня не получилось. И я не оказалась бы на обложке «Чикаго Сантаймс» вместе с Эндрю и Ниной и с историей об Инес. Настоящей историей. Я бы не встретила здесь ещё столько новых друзей. Я теперь даже не знаю, что с ними со всеми делать. И я бы точно не получила заказ нарисовать портрет Инес для фасада офиса на кладбище Грей-сленд. Его собираются установить там в её честь. Есть мнение, что свидетельство о смерти, найденное мной в доме, настоящее. И очень особенное. Нина была абсолютно права. Это то самое недостающее звено. Мама с папой отдали его в кладбищенский архив, чему я вообще-то обрадовалась, потому что хоть я больше и не боюсь Инес, однако свидетельство о смерти в доме вызывает-таки чувство страха.
