– Видимо, ты прав, – отвечаю я, вытягивая цепочку из-под капюшона. Собственно, это такая же цепочка, на которую собакам прикрепляют жетон с кличкой и телефоном хозяина. У меня же на этой цепочке висят ключи от дома. Мне очень не хотелось снимать медальон, но носить его на одной цепочке с ключами я смогла лишь один день. Цепочка часто перекручивалась и создавала немало хлопот. И я уверена, что как только сниму эту цепочку, то – с моим-то везением! – сразу потеряю её.
– Добро пожаловать в дом Хеллоуина, – говорю я, пытаясь выдавить из себя смех. Но он скорее похож на стон умирающей козы.
Фыркнув, Эндрю мягко хлопает меня по руке:
– Ничего, меня так просто не напугать. Нину тоже. А вот Ричи…
«Погоди, так, значит, Ричи и Нина тоже придут?»
Эндрю перехватывает мой недоумённый взгляд и хмурится:
– Ведь это хорошо, что я их тоже позвал? Ричи разволновался из-за сестры, и, очевидно, нам есть о чём друг друга расспросить. Я подумал, что четыре головы всё-таки лучше, чем две.
– Да, конечно! Великолепно! Мои родители в любом случае будут счастливы познакомиться с вами, – говорю я, чувствуя невероятную слабость.
Отец, наверное, тут же вытащит свою скрипку и попросит нас хором подпевать под какой-нибудь странный мотив. А мама… ну кто знает? Она может застрять на одной из вечеринок у своих друзей-художников, и тогда нам долго не увидеть её. А может быть, она захочет погадать на кофейной гуще… ну или выкинуть ещё какую-нибудь глупость…
Дома, во Флориде, мои прежние друзья привыкли к странностям моих родителей. Иногда те вытворяли что-нибудь необычное – например, просили всех взяться за руки и начать медитировать. Так было в последний раз, когда у нас ночевала Рейчел, и это ни для кого не стало шоком. Но здесь никто пока не знает, как мои родители отличаются от обычных людей. Как мы все отличаемся от всех. Хотя я очень рада, что со мной Эндрю, мне всё-таки не хотелось бы, чтобы он обо всём узнал…
Когда мы заходим в дом, там пахнет пиццей. Я снимаю куртку, и тело окутывает домашнее тепло. Я сразу согреваюсь. Как бы я ни ненавидела это место, но такие штуки, как радиаторы, всё-таки сильно облегчают жизнь.
– Ничего себе! – восклицает Эндрю, оглядываясь по сторонам. Его взгляд скользит по картинам в гостиной. Потом он улыбается. – Твои картины?
– Нет. Я работаю только пастелью. Моя мама – художник. Это её работы.
Он стягивает мокрые кроссовки и подходит к одной из картин – моей любимой. На ней изображена цапля, стоящая на мелководье, а на заднем плане – огненный закат.
– А ведь неплохо! Твоя мама просто чудо. Значит, она рисовала там, в Орландо?
– В Форт-Майерсе, – поправляю я его. Я всего пару раз была в Орландо. Если не считать закусочных и аттракциона «Ковёр-самолёт», рисовать там было нечего. – Да, это вид с пляжа, который был рядом с нашим домом. Мы постоянно туда ходили.
Эндрю, видимо, чувствует грусть в моём голосе, потому что переключается с живописи на другую тему. Игрушки Джона рассыпаны по всему полу, как будто у нас в гостиной опрокинули тележку, нагруженную товарами из детского магазина. К счастью, среди игрушек нет Рено.
– Тесса! Эй, милая, где ты была? – спрашивает папа и вскоре появляется в дверном проёме между кухней и гостиной. Спереди его рубашка забрызгана чем-то красным. Увидев Эндрю, отец останавливается. – А, хорошо! Привет! Должно быть, ты друг Тессы.
– Меня зовут Эндрю. Рад познакомиться, – говорит Эндрю, протягивая папе руку для приветствия. Никогда раньше не видела, чтобы такое делал мальчик, почти ребёнок, и едва сдерживаю смех.
– Эндрю учится со мной в школе, и у нас есть совместные занятия.
– Замечательно! – восклицает папа. – Я рад, что ты к нам зашёл. Чувствуй себя как дома.
– Гм… Папа, а это что? – Я указываю пальцем на его рубашку. Конечно, первый визит Эндрю в мой дом не мог обойтись без вида папы, который словно сошёл со страниц криминальной хроники.
– Ерунда! Просто соус от пиццы. Сегодня в семействе Вудвард день пиццы, так что вы поспели как раз вовремя! – С этими словами он совершает небольшой танец. Мне трудно удержаться от смеха, несмотря на то, что в целом я нервничаю. – Нет ничего лучше, чем домашняя пицца на обед!
День пиццы… Да, в Форт-Майерсе мы часто устраивали себе такой праздник. По сути, каждый уик-энд. Мы сами готовили тесто, раскатывали его и собирали индивидуальные пиццы, добавляя те топинги, какие только хотели. Вот так я узнала, что пеперони и зелёные маслины очень хорошо сочетаются друг с другом. Как пастель и бумага.
– Милая, а мама и Джон отправились в продуктовый магазин, чтобы раздобыть топинги для карамельного мороженого, которое мы хотим приготовить на десерт. Но вот из-за грозы мне, видно, придётся заехать за ними на машине.
Ну вот на тебе! Весь наш план рухнул. Не могу я здесь остаться с одним только Эндрю. Если нас будет всего двое, то призрак наверняка что-нибудь вытворит.
– Да там едва капает, папа. Разве это дождь? И потом, как же мы?
Я пытаюсь говорить жалобно, но получается не очень. Ничего не могу с собой поделать. Мне страшно.
– Ну что ты! Ведь всего через каких-то два месяца тебе уже будет тринадцать, Тесса. Мы тебе доверяем! – отвечает он с широкой улыбкой, как будто знает, что это мне понравится. Но он ошибается.
Эндрю поворачивается ко мне и одними губами произносит: «Свободный выгул». А я едва сдерживаю смех. Возможно, мои родители – часть нового модного движения в Чикаго. Только сами они пока об этом не знают.
– О, Тесса! – Папа кружится на месте, и лицо его расплывается в широкой улыбке. – Нам ведь сегодня подключили интернет!
Я пристально смотрю на него, взволнованная и разочарованная одновременно. Я наконец-то смогу связаться с Рейчел в любое время, когда захочется, чтобы рассказать ей всё о Чикаго и об этом призраке. Но ведь здесь Эндрю. Да и Нина и Ричи скоро придут. Я напишу ей позже… после того, как мы выясним, что нужно Инес. Она меня поймёт.
Отец надевает куртку и берёт со стола ключи:
– В общем, я скоро, ребята. Пиццы только что из духовки, но пока не пытайтесь их резать. Им нужно остыть.
Дверь за ним с шумом захлопывается, а я вздрагиваю, когда заходят в пазы гигантские стержни-засовы. Мы остаёмся одни. Одни с Инес. Или с призраком Инес. Или Амоса. Не важно, с кем именно.
– И что это было? – спрашивает Эндрю. Он снимает мокрую куртку и вешает на крючок за дверью.
– Да так, ничего, – быстро отвечаю я.
Эндрю плюхается на диван и вытягивает ноги.
– Тогда почему ты так хотела, чтобы твой папа остался?
Я смотрю на картины. На неровный деревянный пол. На шатающийся кирпич в стене, о котором я всё ещё никому не рассказала. На что угодно, только не на Эндрю.
