Папа поворачивается, втискиваясь между мамой и мной, чтобы можно было поговорить с обеими.
– Вы ведь помните, что сейчас в доме почти пусто. Хотя прежние владельцы кое-что оставили, чтобы как-то облегчить нам переезд. А нашу мебель и всё прочее привезут завтра.
– Ты хочешь сказать, что там остались вещи, которые они просто не захотели забирать? – удивляется мама. – Не так ли, Крис?
В ответ папа подмигивает ей и усмехается. Я вглядываюсь в темноту сквозь моросящий дождь. И спрашиваю себя, что именно могли оставить в доме прежние хозяева. Наверное, мелочь какую-нибудь. Что-то никому не нужное…
Распахнув дверцы машины, мы с мамой несёмся к дому. Отец тем временем вытаскивает Джона вместе с детским креслом. Добежав до крыльца, я слышу истошный визг разбуженного брата. Соседи, наверное, подумают, что к ним на территорию проникло какое-то дикое животное.
Узловатые деревянные колени Рено постукивают, когда папа сквозь завесу дождя семенит к дому. Он усаживает Джона на верхней ступеньке крыльца, затем рукой приглаживает мокрые волосы.
– Ну вот, – говорит он, роясь в кармане.
Надеюсь, он ищет ключи. А то на улице как-то зябко.
– Ну вот, – эхом отдаётся голос мамы, которая берёт заплаканного Джона за руку. А тот сжимает своего Рено, словно спасательный круг. – Вот наконец мы и дома!
Наш новый дом невероятных размеров – целых три этажа. И выглядит он как Форт-Нокс. Такой материал чикагцы называют серым камнем. Забавное название для дома из кирпича и цемента. Провожу пальцем по стене. Какая же она холодная! Я даже вздрагиваю. На родине, во Флориде, кирпичных домов почти не встречалось. Тем более таких серых и мрачных. У нас там были дома ярких цветов – синие, зелёные и даже жёлтые.
Я замечаю одно из окон на втором этаже. Это моя комната. Мама сразу выбрала её во время осмотра дома. И тут же принялась торопливо рассказывать о том, как получше здесь всё обставить и украсить, какие подобрать цвета. Она была уверена, что я буду в восторге. Но тогда это была лишь старая комната с искорёженными деревянными полами и потрескавшейся краской. А сейчас передо мной серая стена и тёмные зияющие окна. Этот дом… он следит за мной. Ждёт не дождётся, чтобы заманить в свои затянутые паутиной углы и скрипучие шкафы…
Глава 2
Я ворочаюсь на грубых простынях, смятых от долгого хранения в коробке. В окно струится свет, и я машинально закрываю глаза руками. Как можно продавать дом без занавесок? Это все равно что продавать пирожное без глазури, так ведь?
Приподнявшись, склоняюсь над краем кровати. И едва не вскрикиваю, когда вижу рядом два своих пастельных мелка. Синий и розовый – два моих самых любимых цвета. Там, где их быть не должно. В другом конце комнаты стоит открытая коробка с мелками. Как эти два мелка оказались здесь, рядом с моей постелью?
Протерев глаза, я поднимаю мелки с пола, смутно припоминая, что накануне вечером пережила какой-то кошмар. Мне показалось, что кто-то выл в прихожей. Или, может быть, кричал. Сейчас я не уверена, но от самой мысли у меня до сих пор в руках покалывает…
– Тесс! – слышу я за дверью голос мамы.
И тут же хватаю мелки, проверяя, целы ли их хрупкие кончики.
– Что?
– Завтрак готов. Вообще надо бы сбегать в продуктовый магазин. Нам, в конце концов, нужно запастись нормальной едой, – хихикнув, говорит она.
В животе у меня как раз заурчало. Мы уже второй день живём на новом месте, но питаемся лишь бутербродами и кексами, которые взяли в дорогу.
– Хорошо. А папа ведь здесь? – отзываюсь я, ступая по холодному деревянному полу к столу, на котором лежит мой альбом для рисования.
Забавно: вся моя одежда ещё в коробках, шкафы, стулья и цветочные горшки не расставлены, картины и зеркала не развешены. Зато распакованы все мои принадлежности для рисования! Но что тут поделаешь, они мне очень нужны.
Дверь слегка приоткрывается, и в проёме появляется голова матери.
– Прости, милая, не хотела кричать. Ведь маленького Джона будить ещё рано.
Я смотрю на часы. Восемь пятнадцать.
– Разве Джон ещё спит? Он ведь у нас обычно встаёт ни свет ни заря!
Мама бросает на меня неодобрительный взгляд. Я в ответ пожимаю плечами. Она терпеть не может эту фразу, хотя мы с папой всегда считали её забавной.
– Мальчик не выспался. Честно говоря, даже не знаю, каким словом назвать его сны… разве что ночными кошмарами. – На мгновение лицо её становится задумчивым. – Такой храбрец для своих четырёх лет. Но переезд, видно, совсем его доконал.
Ночные кошмары. Бедняжка. Как бы он ни раздражал меня своей жуткой куклой, мне не хотелось, чтобы ребёнку снились дурные сны. И тем более кошмары.
– Итак, папа здесь, а Джон ещё в постели. Поняла, – говорю я, продвигаясь ближе к блокноту.
Мама внимательно посмотрела на меня.
– Тесса, завтра ты идёшь в седьмой класс в новой школе. Тебе не кажется, что пора распаковывать вещи? Начать как-то обустраиваться?
Она скрещивает руки на груди. Но мне не хочется обустраиваться. Здесь мрачно. И пахнет как в домах, где живут старики. И в каждом углу паук. Нет уж, спасибо.
– Хорошо, сделаю. Просто для этого мне потребуется несколько дней.
И ещё билет домой. В один конец. Я соскучилась по шуму волн и запаху пропитанного солью воздуха. Я скучаю по ящерицам и песку между пальцами ног. И мне так не хватает Рейчел…
Рейчел… ну это как арахисовое масло для желе. Как сметана для зелёного лука. Как кола к чипсам. Она моя лучшая подруга, а я вынуждена была расстаться с нею. Неправильно, несправедливо! Я нащупываю маленький серебряный медальон на шее. Единственная вещь, которая сейчас соединяет меня с ней. И единственное общее, что у нас есть. Только у Рейчел медальон на чёрном кожаном шнурке и внутри моя фотка, а у меня на цепочке. В остальном всё одинаково.
Мама подходит ко мне и обнимает меня. Она пахнет лавандой. Легонько вздёрнув вверх мой подбородок, она улыбается. Кажется, что даже небольшая родинка в правом углу её рта лукаво подмигивает мне.
– Тебе скоро станет легче, милая. Обещаю. Я специально освобожу здесь место, и ты продолжишь рисовать. Мы ведь художники. Творцы собственной судьбы!
Смахнув волосы с моего лба, она целует меня в голову. Мне бы очень хотелось поверить в это, но как-то не получается. Неужели всё наладится, когда я пойду в новую школу? Или когда заведу новых друзей и начну прокладывать себе путь в пока чужом городе?
Мама отпускает меня, потом на минуту замирает у двери.
– Здесь есть своя прелесть, Тесс, своя красота. Надо лишь отыскать её.
– Постараюсь, – отвечаю я. И говорю так прежде всего потому, что доверяю маме. Мы с ней всегда сходились во взглядах на многие вещи. Наверное, потому, что мы обе художницы. Она видит мир через маленькие морские стекляшки и ракушки, и я люблю её за это.
