Он лежит как-то странно, а его суставы выглядят сломанными. Я дрожащей рукой касаюсь густых тёмных волос на голове куклы.
– Не надо! – кричит Джон, и я отскакиваю как ошпаренная. Моё сердце неистово колотится в груди, когда брат сгребает Рено в охапку и заботливо прижимает к груди.
– Бедный Рено ещё с прошлого вечера боится тебя!
– Меня? Ты что, шутишь, Джон? Да я терпеть не могу этого мал…
– Тесса! – раздражённо перебивает меня мама.
Я так расстроена, что могу сейчас схватить эту глупую куклу и выбросить из окна. Я бы так и сделала, если бы сама не боялась её. Кроме того, мама так сверлит меня взглядом, как будто я не её дочь, а, скажем, гремучая змея. Поэтому я решаю прекратить разговор:
– Прости.
Я понимаю, что Джон ни в чём не виноват и мне не следует ругать его, но злость всё никак не проходит. Только я вот понять не могу, что именно меня бесит. Может, я рассердилась на него за то, что он любит эту глупую куклу? Или на родителей – за то, что они её купили? Могли же, например, придумать что-нибудь получше: купить ему тех же трансформеров. Ну или ещё что-нибудь, как всем обычным детям. Зачем им всё время так выделяться среди других?
Мама ставит передо мной тарелку и вздыхает. Улыбка, которая появилась на её лице, когда я вошла, теперь исчезла. И сейчас, когда она стоит рядом, я замечаю небольшие мешки под её глазами.
– Ну прости меня. Ночь и в самом деле выдалась неважная, – говорю я, пытаясь придать искренности своему голосу. На самом деле мама – последний человек, которого я хотела бы огорчить. Вольно или невольно. Она ведь бросила живопись. Растеряла своих клиентов, оставила свой любимый океан… И мне не хотелось бы сделать её жизнь ещё печальнее. – Просто здесь всё кажется совершенно другим, непохожим и как-то…
– Угнетает? – Она вытаскивает стул из-под стола и садится. Потом пододвигает мне тарелку.
Но еда никак не лезет в рот.
– Знаю, это тяжело, Тесса, – говорит мама, поглаживая меня по плечу. – Но твой папа и я… мы ведь здесь ради тебя. Одно только слово, и мы рядом, всегда готовы тебе помочь…
Я качаю головой:
– Ты даже не представляешь, как мне тяжело. Не можешь понять. Тебя ведь они не беспокоят.
– Кто?
«Призраки».
– Никто, – раздражённо отвечаю я и вскакиваю со стула, оставляя на столе нетронутыми яйцо и вафлю.
Мне нужно бежать в школу. Если у меня есть хоть какой-нибудь шанс выяснить, кто такая Инес, что такое Грейсленд и почему меня изводит мерзкая деревянная кукла Джона, значит, я непременно должна добраться до Нины. И как можно скорее.
Глава 16
Привет Рейчел!
Прости, что не пишу тебе каждый день, как обещала. Здесь столько всего происходит! У меня есть и хорошие новости, и не очень. Так вот, в моём доме водятся привидения. Это, видимо, неважная новость. Зато у меня появились новые друзья. Их зовут Эндрю, Нина и Ричи. Эндрю очень весёлый парень. Тебе бы он понравился. И ещё он играет в футбол! Серьёзно! И Нина говорит, что он просто бредит футболом. Как и ты! Она настоящая милашка и здорово разбирается в таких вещах, как история и легенды Чикаго. А Ричи… ну, он у нас хороший едок! Я лишь надеюсь, что все эти привидения не слишком шокируют их… Я вынуждена была завести себе здесь друзей – ведь со мной нет тебя.
Целую,
Тесса
Бумага под моими пальцами кажется такой гладкой. Лист абсолютно чистый, как я люблю, когда начинаю что-нибудь рисовать. Мелок скользит вниз, и я провожу серую линию до нижнего края листа. Она получается идеальной, и с противоположной стороны я рисую ещё одну. Вскоре у меня получается набросок трёх ящиков комода, что стоит напротив. Рисунок какой-то холодный, как и всё здесь, в Чикаго. Ну, за исключением Северного пруда. Там светило солнце, было тепло. В воздухе царил такой замечательный аромат, а вода напомнила мне о родной Флориде.
Я со стоном выпрямляюсь. Потом встаю, прислонившись к стене, и чувствую, как немеет живот. Прямо сейчас я готова вынести Нине весь мозг. И выяснить, что всё-таки происходит в моём доме и что ей ещё известно. А вместо этого я торчу здесь и прячусь от правды. Наверное, я просто боюсь того, что скажет Нина. Она ведь может рассказать то, о чём я до сих пор не догадывалась. То, чего мне не захочется знать. Всего час назад я желала как можно скорее прийти в школу, чтобы рассказать ей о новом рисунке. А теперь я хочу забыть об этом.
– Флорида! Чем занимаешься? – доносится из коридора голос Эндрю. Он перекладывает из руки в руку сотовый телефон и привычно усмехается. – А мы-то гадали, куда ты подевалась. Ты не ешь?
Качая головой, я пытаюсь улыбнуться:
– Да нет. Что-то не хочется.
Ещё несколько шагов, и Эндрю уже совсем рядом. Сегодня на нём футбольный свитер. Он зеленовато-жёлтого цвета… Если честно, вид у него довольно мерзкий. Я с трудом сдерживаю смех. Мы с Рейчел привыкли высмеивать ужасные тропические рисунки на одежде пожилых дам в Форт-Майерсе. Но этот свитер ещё хуже. Его цвет напоминает кашу из бананов и зелёных бобов.
– Над чем смеёшься? – спрашивает он, с подозрением оглядывая меня. Потом сползает вниз по стене и усаживается на полу рядом.
Я пожимаю плечами, пытаясь украдкой заглянуть в экран его мобильника. Почему мои родители до сих пор не позволяют мне иметь собственный телефон? Или даже ноутбук? Ведь тогда я могла бы общаться с Рейчел. И заняться самостоятельным расследованием. Я могла бы выяснить, что такое Грейсленд.
– Эй! – говорит мне Эндрю, щёлкая пальцами перед моим носом. – Ты здесь?
– Всё хорошо. Только день какой-то странный. – Перехватив его взгляд, я добавляю: – А если ты настаиваешь на том, чтобы называть меня Флоридой, или девочкой-сёрфером, или ещё каким-нибудь другим прозвищем… Что ж, хорошо, тогда я тоже начну называть тебя… ну, пока не знаю как, но тебе точно не понравится!
– Серьёзно? А что не так в имени Флорида? – спрашивает он, пристально наблюдая за мной. – Тебе такое прозвище идёт. То есть ты ведь загорелая, и к тому же у тебя такие длинные взлохмаченные волосы…
Взлохмаченные?.. Наверное, он хочет сказать, что они волнистые. И это правда. Иногда дома, во Флориде, я закручивала волосы в пучок, чтобы они не слиплись от солнца, ветра и песка. Но не всегда. Иногда я их распускала, и они свободно развевались на ветру, застилали мне лицо и даже защищали глаза от яркого блеска воды.
У меня вдруг что-то шевельнулось внутри. Что-то мрачное и грустное.
– В общем, не важно. Просто… просто не называй меня так, и всё.
На лице Эндрю появляется выражение искреннего сожаления.
– Ой, прости. Я больше не стану, раз ты так расстраиваешься. Я думал, ты шутишь. – Он замолкает ненадолго и выглядит задумчивым. – Надеюсь, ты не из-за этого прозвища не пошла на обед?
