Ламбэр наклонился вперед.
— Когда ваш отец…
— Бедный отец, — промычал Уайтей.
— Когда ваш бедный отец умер, вам, или вернее вашей сестре, так как она была старшей, был послан план, карта, указывающая маршрут вашего отца. В прошлом году я случайно узнал о существовании этого плана и написал по этому поводу вашей сестре письмо…
— Насколько я знаю, мистер Ламбэр, — ответил Сеттон, — вы после смерти отца даже не попытались нас разыскать. Хотя вы и не были ни в какой мере ответственны за его судьбу, все же моя сестра полагает, что вы должны были поинтересоваться, как обстоит дело с обеспечением детей погибшего начальника вашей экспедиции.
Этот стройный юноша с женскими чертами лица сейчас разговаривал с такой уверенностью, будто ему уже давно знакомы все обстоятельства дела. В действительности же эти обстоятельства были изложены ему сестрой лишь на следующее утро после похищения его из игорного притона.
Пока он говорил, Ламбэр медленно покачивал головой, как бы отрицая возводимое на него обвинение.
— Нет, нет, нет, — ответил он, — вы неправы, мистер Сеттон, я тогда был опасно болен, но знал, что вы живете в хороших условиях…
— Кхм! — кашлянул Уайтей, и Ламбэр понял, что допустил ошибку.
— Ваша сестра, — произнес он обиженным тоном, — категорически отказалась передать мне план… Что ж, я не опротестовываю ее решение, не обращаюсь в суд… Пусть будет так… Хотя для меня этот вопрос очень серьезен… Ведь я учредил…
— Ты хотел учредить, — поправил его Уайтей.
— Совершенно верно, я хотел учредить общество по эксплуатации алмазных россыпей, на поиски которых отправился в свое время ваш бедный отец… Этот план, конечно, имеет определенное значение, но не решающее, далеко не решающее…
— Практически он имеет ценность только для владельца, — перебил его Уайтей.
— Для остальных он ценности не имеет, — согласился Ламбэр, — даже имея план, они не найдут эти злополучные россыпи. Для этого требуется…
— Пытливый ум, — заметил Уайтей.
— Да, пытливый ум, который должен быть врожденным… Так сказать, наследственный ум… М-да… Мистер Сеттон, — он тяжело поднялся из-за стола, — да, я искал вашего знакомства, да, но — зачем? Отвечу вам со всей откровенностью. Я хотел убедиться, достойны ли вы продолжить дело отца. И сейчас я заявляю со всей ответственностью: да, вы достойны!
Его интонациям могла бы позавидовать Сара Бернар!
Молодой человек покраснел от удовольствия. Все предостережения сестры были мгновенно забыты. Теперь он видел в Ламбэре мецената, заступника, благодетеля…
— Я… я, право, не знаю, что мне ответить на это, — заикаясь произнес он, — разумеется, я с удовольствием стал бы продолжать дело моего отца, с большим удовольствием! Меня всегда влекло к такого рода рискованным предприятиям. Я готов, мистер Ламбэр! И — спасибо вам за доверие… за все!
Он порывисто пожал руку негодяя.
После его ухода партнеры облегченно вздохнули.
— Он, как порох, — заметил Уайтей, — но держи его подальше от воды…
Он закурил сигару и погрузился в свои мысли.
Глава 5
Фрэнсис Сеттон закончил свой сбивчивый, неэмоциональный рассказ.
Сестра стояла у окна, пальцем рисовала фигурки на стекле и смотрела на улицу.
— Ну, скажи что-нибудь, Цинтия, возрази, если у тебя найдутся аргументы! Я готов их выслушать!
— Одно скажу, Фрэнсис, меня ужасают такие резкие смены взглядов взрослого человека…
— Видишь ли, Цинтия, — перебил он ее нетерпеливо, — напрасно ты снова об этом начинаешь… Ламбэр светский человек и к нему нельзя подходить с меркой, которую применяют в монастырях и женских пансионах, и если ты со мной часами будешь спорить, ты меня не убедишь! Я настаиваю на своем! Это случай, который никогда не повторится. Отец, конечно, понял бы и поддержал меня…
Она обернулась.
— Ты помнишь, в каком состоянии ты недавно вернулся домой? — спросила она.
— Нехорошо с твоей стороны напоминать об этом, — быстро сказал он, — мужчине позволительно иногда делать глупости.
— Я не об этом, — возразила она, — я просто хотела напомнить, что тебя привел домой джентльмен, который Ламбэра знал лучше нас с тобой… А? Ты хотел что-то сказать?
— Продолжай, — ответил юноша торжествующе. — Я тебе еще скажу кое-что по этому поводу…
— Он говорил, что Ламбэр представляет из себя нечто худшее, чем кутила и жулик, он говорил, что Ламбэр — преступник, человек без совести и чести…
На лице Фрэнсиса заиграла ироническая улыбка.
— А знаешь ли ты, кто был этот джентльмен? — спросил он, — это Сноу… ты никогда о нем не слыхала?
Она отрицательно покачала головой.
— Он вор-рецидивист, неделю тому назад выпущенный из тюрьмы — вот кто этот Сноу!
— Мистер Сноу, — доложила в эту минуту горничная.
Сноу, как светский человек, был одет по последней моде. Наглухо застегнутое пальто, блестящий цилиндр; ослепительное белье соперничало с лайковыми перчаткам и гетрами на лакированных ботинках.
Он выглядел таким элегантным, будто только что сошел с витрины модного магазина.
Оставив в вестибюле пальто и цилиндр, он вошел в комнату и широко улыбнулся.
— Чрезвычайно рад видеть…
Сеттон промычал что-то в ответ и направился к двери.
— Одну минуту, Фрэнсис.
Цинтия, увидев Сноу, побледнела и до боли сцепила пальцы изящных рук.
— Мистер Сноу, — сказала она, — я думаю, что поступлю справедливо, если повторю то, что несколько минут назад услышала о вас…
— Цинтия, прошу тебя! — перебил ее брат.
— Говорят, что у вас дурная слава.
— Мисс Сеттон, — ответил Сноу серьезно, — у меня действительно дурная слава.
— И… и, что вас только недавно выпустили из тюрьмы, — пролепетала она, избегая его взгляда.
— Если вы под «недавно» подразумеваете почти неделю — то и это правда.
— Что я тебе говорил! — крикнул Сеттон и рассмеялся.
— Милый мой Сеттон, — сказал Сноу, — а вот смеяться ни к чему. Разве смешно то, что человек попадает в тюрьму? Так чему же ты радуешься, малыш?
Что-то заставило Цинтию взглянуть на него. И то, что она прочла на его лице, заставило ее по-иному воспринять упрек, брошенный ее брату.
— Все мои прежние неудачи и несчастья вас не должны интересовать, мисс Сеттон, — медленно сказал Сноу, — когда я в ту достопамятную ночь вошел в двери известного вам заведения, в которое я не пригласил бы даже своих врагов, так как врагов также надо уважать, так вот, я что-то не припоминаю, потребовали вы тогда у меня удостоверение личности или иных доказательств благонадежности.
