Но в театре это никому не мешает, если честно. Все меня любят. Например, когда я встречаю пана Сухана, это уже старый пан, который играет королей и стариков-волшебников, и он предлагает мне леденец, я беру, потому что он бы расстроился, если бы я не взяла, а еще потому, что я хочу леденец. Пан Ворел, который уже тоже довольно старый, но у него молодая любовница Мила, каждый раз кланяется мне и говорит: «Целуювашуруку, мадемуазель Хелена». Пан Ворел играет князей, полководцев, владельцев фабрик и всяких начальников. Зависит от того, что ставят. Его Мила – учительница, и мы один раз ездили с ними в Болгарию. Говорят, она младше Каченки, но она не такая красивая. Думаю, в лучшем случае она могла бы играть чью-нибудь сестру.
Еще есть замечательный пан Дусил, друг Каченки и Пепы, хотя он намного старше их и они друг с другом на «вы». Пан Дусил пришел, когда все уже сидели в автобусе и беспокоились, где он. Сказал: «Маёпочтение», – сел один и даже не шутил.
У водителя пана Клубко всю дорогу было включено радио. Играла моя любимая песня «Расписной кувшинчик, из Крумловского замка», а потом сообщили, что в Праге сгорел Выставочный дворец. Очень жаль, потому что в Праге красивые старинные дворцы, и вообще Прага красивая и столица. Там есть Градчаны
[10], куранты, зоопарк, и я бы хотела там жить, потому что туда переехала моя лучшая подруга Тереза Кулишкова, потому что ее маму Клару Фрагнерову приняли в Национальный театр. Национальный театр такой же важный, как зоопарк и Градчаны, поэтому они переехали. Я ужасно завидую ей и очень скучаю. Интересно, будут ли собирать деньги на Выставочный дворец, как когда сгорел Национальный театр? Я хотела спросить у Каченки, но мы уже приехали в Часлав.
В Чаславе похоронен известный гусит Ян Жижка
[11], которому кричали: «Береги голого!»
[12] – и выбили ему стрелой глаз, а потом и другой у замка Раби. Я знаю это от закопского дедушки, который учит меня нашей славной истории. Часлав – старинный город.
В туалете в гостинице, где мы жили, было написано:
Из костела слышен звон,
Я сру, ты срешь, срет и он,
В голове все время мысль,
Как же срал тут князь Пржемысл.
И под этим:
И под этим еще:
Этого я не поняла и за ужином спросила у Каченки. Она поперхнулась, покраснела и сказала, что не знает, что бы это могло значить.
– Не скажи, – рассмеялся Пепа, и Лудек Старый с паном Дусилом, которые сидели с нами за столом, тоже рассмеялись.
Пан Дусил предложил спросить у Андреи Кроуповой, которая могла бы знать, но Каченка запретила, а им сказала:
– Постеснялись бы ребенка.
Я заметила, как она нахмурилась, так что больше ни о чем не спрашивала. И пора было идти в дом культуры выступать.
Показывали «Укрощение строптивой», которую играет Каченка, но Пепа играет не Петруччо, который на ней женился, а всего лишь его слугу. Я уже смотрела это раз пять, но мне все равно интересно.
Когда представление закончилось, к Пепе подошел какой-то человек, с которым они когда-то ходили в школу. Пепа совсем не узнал его, но тот все равно хотел поговорить. Так что мы с Каченкой вышли на улицу, чтобы подождать на площади. Было тепло, Каченка закурила, и мы не спеша ходили кругами и смотрели на звезды. Из дома культуры все еще выходили люди, а больше нигде никого не было. Я собралась рассказать Каченке стишок, но когда призналась, что он из туалета, она не захотела его слушать. «Лучше не надо», – сказала она. Потом мы заметили пана Дусила. Он сидел на скамейке, но как-то странно, скорее лежал. Мы к нему подбежали. Пан Дусил был немного в крови и сипел, но как только нас увидел, то сел нормально и начал улыбаться.
Каченка испугалась и уже издалека кричала:
– Карел, что с вами? Вам плохо?
Но пан Дусил помотал головой и подвинулся, чтобы мы сели.
– Ничего страшного, дамы, ничего страшного. Простите минутную слабость. Мне стало плохо, нужно было на воздух.
– Мы найдем врача. Я кого-нибудь позову, – сказала Каченка.
Пан Дусил отказался:
– Даже не думайте, правда. Я бы рассердился на вас. Но спасибо вам, Катерина, я знаю, что вы добрая девочка.
– Вы плохо выглядите, – сказала Каченка, – я беспокоюсь за вас. – И, кажется, погладила пана Дусила по руке.
– Мне ужасно неудобно, особенно перед вами. Поверьте, – сказал он.
И я подумала, не против ли Пепы все это, и мне все это не понравилось. Но похоже, Дусилу было действительно плохо, хотя он и пытался быть веселым. И даже встал и опустился перед Каченкой на одно колено…
– Я дожидался Вас прошлой весной.
Пела вдали горизонта прореха.
Стал я натянутой звучной струной,
чтобы Ваш голос похитило эхо.
Где же Вы были? В широтах каких
явлены подписью санного полоза?
Чью проживали весну на двоих?
Кто растрепал Ваши темные волосы?
[14] Потом пан Дусил снова сел, и стало тихо.
– Каченка блондинка, – сказала я.
Но все молчали. Тогда я продолжила:
– Пан Дусил, я тоже расскажу стишок. Хуже русских только Гусак.
Каченка подскочила как ошпаренная, но уже почти подошли Пепа с Лудеком и Камилой, которая играла Бьянку, режиссер пан Новотный, а еще Андреа Кроупова и драматург Эвжен Безноска. Кажется, они меня слышали, потому что смеялись, а Андреа Кроупова повторяла мой стишок как речевку и кричала:
– Это прекрасно, народ, это просто прекрасно!
Потом она повисла на Безноске и сказала, что все приглашены к какому-то пану Кубалеку на вечеринку, так что если кто хочет пойти, то пускай пошевеливается. И все пошли, кроме нас, конечно же, и еще пана Дусила. По пути в гостиницу Пепа сказал:
