С американцами менялись?
На Эльбе. Меня не взяли, на посту был или чем-то другим был занят. Перед поездкой мы в лесу обнаружили фургон и летные немецкие шлемы из желтой кожи в обтяжку, целый фургон. Ребята свои шлемофоны спрятали, а в немецких ходят. Поехали к американцам в немецких. Американец, давай, шапку, а я тебе каску. Менялись. Фотографировались, было очень много фотокарточек. Но когда холодная война началась, отец мне сказал: «Выбрось ты их к чертовой матери». Я их порвал и выбросил. А сейчас страшное разочарование…
Посылки посылали?
Посылал. Немцы все прятали, зарывали, а наши сделали щуп, и ходили по сараям с этим щупом. Нашли мягкое, взяли лопату, разрыли, а там вещи спрятаны. Мне платок достался, матери послал. Я не такой проныра, а вообще мог.
Один раз Полковник говорит: «Морозов, подойти сюда. Ко мне должен приехать генерал, найди хороший домик и наведи там порядок. Нас будет там человек 6–7». Я нашел домик сижу и думаю — стол длинный, стульев хватает. А потом смотрю — дверь. Открыл, захожу туда. Какие-то посылки лежат. Я первую открыл, а там куртки. А в конце войны ребята свою надоевшую форму сворачивали и в сторону, ходили в спортивных костюмах. Я рад до безумия, мне больше ничего не надо. Надел, новое, чистое, легкое, мне так хорошо. А в другой посылке каракулевые шкурки были. Что мне с ними делать. Я их на стулья повесил, на пол положил. Постелил на стол белую-белую скатерть, думаю, полковник меня похвалит. Одну шкурку положил ноги вытирать. И пришли полковничья ППЖ, посмотреть. Увидела шкурки, говорит: «А мне шкурок не хватает». Она как глянула на эти посылки, она озверела — стояла, выжидала, а когда открыл как бросилась собирать.
А как с немками?
Было дело. Конечно. Но отдельные случаи, и добровольно. Про насилия я даже не слышал.
Спасибо, Евгений Давыдович.
Интервью: А. Драбкин.
Литобработка: Н. Аничкин
Стычинский Сергей Александрович
Интервью проведено при поддержке Московского Дома ветеранов войн и Вооруженных сил.
Я родился в 1924 году в городе Киеве, там же и учился в 13-й Киевской специальной артиллерийской школе.
В июне 1941 года наш курс спецшколы находился в лагере 2-го Киевского артиллерийского училища Бровары, на другом берегу Днепра, за Дарницей. 21 июня у нас были соревнования по волейболу, которые мы решили продолжить и в воскресенье. Легли спать, а ночью, в 4 часа, проснулись от взрывов. Мы решили, что это проводят стрельбы курсанты училища, а оказывается, что Бровары бомбили немцы. Когда мы после завтрака вышли, нас всех построили, сообщили, что началась война. Потом в 12 часов мы выслушали речь Молотова.
Из лагерей мы вернулись в Киев и нас всех послали на рытье окопов западнее Ирпеня. Неделю мы рыли, а потом нам сказали, что спецшкола эвакуируется в Днепропетровск. Мы погрузились на баржу и отправились в Днепропетровск. В Днепропетровске, кроме нашей школы, находились еще московские школы. Там мы были до первых чисел августа, а потом немец подошел к Днепропетровску, и нас снова эвакуировали. Сначала мы приехали в Харьков, но в Харькове наш эшелон даже не разгружали, а повезли дальше, в Пензу. Проехали Пензу, потом Куйбышев и, в конце концов, оказались в Чкаловской области.
В июне 1942 года, после окончания 10 классов, к нам приехал командир батареи 2-го Киевского артиллерийского училища, которое курировало нашу спецшколу, старший лейтенант Налимов и забрал весь наш выпуск в училище, которое после начала войны было эвакуировано на станцию Разбойщицкая Саратовской области, где-то в 20 километрах от Саратова. Весь наш выпуск попал в одну батарею. Когда немцы подходили к Сталинграду, нашу батарею стали готовить на Сталинградский фронт. Меня и моего друга Валю Волошина готовили как расчет противотанкового ружья. Мы тщательно его изучали, стреляли из него, но потом сказали, что мы уже не нужны.
В 1942 году я окончил училище, после чего был направлен в 362-й гвардейский Тернопольский тяжелый танкосамоходный полк. На Челябинском заводе мы получили самоходные артиллерийские установки СУ-152 и одновременно переучились на эту технику, после чего нас отправили на фронт, станция Чернявка, южнее Нового Оскола.
Наш полк вошел в состав Степного фронта, которым тогда командовал генерал-полковник, позже генерал армии Конев Иван Степанович, и в составе Степного фронта я принимал участие в Курской битве.
Во время наступления на Белгород моя самоходка была подбита. Мы пошли в атаку с закрытыми люками, делали короткие остановки, вели огонь, стреляли, а потом по нам ударило. Погиб механик-водитель, лейтенант. Он был уроженцем Челябинска и окончил челябинское танкотехническое училище. Погиб еще один член экипажа, а мы трое сумели выскочить — я, наводчик, и замковый. После того, как мы спаслись замковый, Паша Базылев, он 1900 года рождения был, у него семья была, 2 или 3 детей, он меня попросил, а я попросил командира полка, чтобы его больше в экипаж самоходки не ставили, и его назначили поваром.
Стычинский Сергей Александрович.
После Белгорода наш полк пошел на Харьков и, во время боев за Харьков я был ранен. Мы тогда вели бои на окраине города, и к нам приехал командир полка, майор Гончаров, вместе с ним заместитель командира 1-го гвардейского механизированного корпуса полковник Погодин. Когда они ставили мне и еще одному командиру самоходки задачу, в это время начался сильный обстрел немцев и мина разорвалась прямо у наших ног. Я был ранен в ногу, командир полка был убит, он успел еще несколько слов сказать, рядом с ним стоял его адъютант лейтенант Вьюник и Гончаров успел крикнуть: «Адъютант меня ранило», — и скончался. Тяжело ранило Погодина, еще несколько человек ранило. У меня ранение легкое было, так что я несколько дней пробыл в медсанбате, а потом вернулся в свой экипаж.
Потом наш полк наступал на Полтаву, а районе Кременчуга форсировал Днепр, здесь полк был пополнен самоходками, моя самоходка сгорела и я принял другую самоходку. После Кременчуга наш полк участвовал в Корсунь-Шевченковской операции, в составе 31-го танкового корпуса 1-й гвардейской танковой армии принимал участие в боях на внешнем фронте окружения.
В конце января 1944 года, я получил задачу от командира полка, как правило нам ставил задачу командир полка, потому что полки были маленькие, сначала по 12 потом по 16 самоходок. Мне было приказано из деревни Андрушевка, где располагался штаб полка, выйти на западную окраину деревни Зотовка и не допустить прорыва немецких танков, которые шли на деблокаду Шевченковской группировки.
Вечером я получил задачу, а утром начал выдвигаться на огневую позицию. Въехал в деревню Зотовка, вышел на западную окраину, в Зотовке уже постреливала наша пехота, вышел на перекресток дорог, где и занял огневую позицию, точно в том месте, где мне приказали. Стою, веду наблюдение, а туман такой был… Постепенно туман стал рассеиваться. Я стою, смотрю в приборы наблюдения, надо сказать, что приборы наблюдения были не очень хорошие. Прицельные приспособления хорошие, а приборы наблюдения нет.
