Насколько служба в ОТП отличалась от службы в САПе?
Я вам честно отвечу, что меня и других, воевавших в 1945 году в 233-м ОТП, образно выражаясь, война «задела по касательной». Ничего особо героического полку совершить не удалось. Полк часто находился в резерве фронта. Пока мы на нашей малой скорости доходили куда-либо, то все уже заканчивалось. Так, например, произошло при штурме Штеттина. Полк придали 8-му механизированному корпусу, но и тут мы оказались «не пришей рукав». Бои, в которых полк принял активное участие и понес серьезные потери, произошли под Млавой, и в январе 1945 года, при взятии прусского города Дойче-Лау. Его с ходу захватили кавалеристы из корпуса, кажется, генерала Осликовского. Когда брали Росток, то пока мы на своих «крейсерских» скоростях до него «дочапали» — с немцами уже разобрались и без нашего полка. Второго мая 1945 года мы вышли к морю и на этом война для нас закончилась.
Отношение к гражданскому немецкому населению со стороны танкистов?
«На войне как на войне», конечно, и «трофейничали», да и «девок щупали», не без этого. Но я ни разу не видел случаев прямых жестоких издевательств по отношению к цивильному немецкому населению. Когда почти без боя взяли Росток, то уже на следующий день в город был введен полк из состава частей по охране тыла, со специальной задачей — поддержание порядка. Отношения с местными немцами были неплохими. Наши тыловые службы сразу организовали пункты питания для гражданских жителей города. Можно было увидеть следующую картину: лежит на мостовой наш офицер, пьяный «в дым», а два пожилых немца пытаются поднять его, объясняя другим — «Он не мертвый, он больной, ему надо срочно помочь».
Как складывалась Ваша армейская служба после войны?
В сентябре 1945 года меня перевели служить начальником штаба отдельного самоходного дивизиона 193-й СД. Позже меня направили в отдельный мотоциклетный батальон, где я снова был в должности начальника штаба.
В этот батальон входили 2 мотоциклетные роты, рота БТР, рота танков Т-34, батарея 76-мм орудий и «внештатная» рота, состоявшая из 16 машин-«амфибий» марки «Форд».
Мы получили мотоциклы «харлей», предназначенные для американской военной полиции и развивавшие скорость до 100 миль в час.
Служил я в Северной Группе вВойск, в Польше. В 1948 году нашу дивизию вывели в Белоруссию и влили в 5-ю гвардейскую ТА. Я стал начальником штаба мотострелкового батальона, закончил годичную Высшую бронетанковую школу в Ленинграде. Потом учился на курсах «Выстрел», служил в оперативном отделе дивизии, стал начальником штаба полка.
Дальнейший мой армейский путь пролегал в Дальневосточном Военном округе. В таком «замечательном» месте, как Занадворовка, (где, как говорили в армии — «широта крымская, а долгота колымская»), в 40-й ордена Ленина Хасанской мотострелковой дивизии. Служил старшим офицером (начальником направления) оперативного отдела штаба армии до звания полковника. В 1969 году уволился из армии по болезни, в запас с должности начальника оперативного отдела дивизии.
Вернулся после демобилизации в свой родной Харьков. Служил в Харьковском военкомате, был на советской и профсоюзной работе.
Интервью и лит. обработка: Г. Койфман
Иванов Алексей Петрович
Прежде всего, нужно сказать, что я принадлежу к поколению выпускников 1941 года. Мы только окончили 10-й класс Дегтя некой средней школы, и наш выпускной вечер состоялся 20 июня 41-го года, а уже 22-го началась война. До сих пор очень ясно помню это воскресное утро: солнечное и такое тёплое…
И почти сразу прошла мобилизация. На проводах мужчины выпили по стопке, а провожавшие их женщины плакали. Играли баяны, мужчины пели, но меня больше всего поразил один момент. Среди провожающих был один наш сельский старичок — Абрамов Пётр Романович. Он шёл и тоже плакал, а я все никак не мог понять, почему он плачет? Дочь у него была незамужняя, поэтому особенно близких людей он на войну не провожал. Тогда это так и осталось для меня загадкой. И только после того, как я вернулся домой с войны, как-то спросил своего отца: «Пап, а Пётро Романович, дядя Петруша был на фронте»? — «Да, сынок, был». Выяснилось, что он воевал в I мировую, попадал под немецкие газы. Вот тогда я понял, почему он плакал, когда прощался с нашими односельчанами… Действительно, война оказалась тяжелейшим испытанием, и все фронтовики, конечно, от всей души её ненавидят.
Иванов Алексей Петрович.
К началу войны мне еще не исполнилось восемнадцати лет, поэтому сразу меня не призвали, и я работал в колхозе весовщиком. Надо признать, что вся тяжесть работ, в основном, легла на плечи женщин, детей и стариков. Механизации почти не было, поэтому урожай косили при помощи конных косилок, а вот вязали — вручную. Причём урожай был на редкость богатый, поэтому приходилось работать круглосуточно: днём вязали, а по ночам скирдовали и молотили. Но зато осень выдалась очень и очень влажной, поэтому мне, как весовщику, пришлось развозить зерно по домам колхозников. Они его на русских печах просушивали, и только после этого мы его сдавали государству.
В армию меня призвали 31 августа 1942 года. Из призывников нашего района отобрали восемнадцать ребят со средним и семилетним образованием и всех нас направили в Тамбовское пулемётное училище, в котором готовили младший офицерский состав.
Иванов А.П. со своим классом.
Учились мы очень и очень напряжённо, а вот питание было не очень важное. Я помню, что у меня, крепкого деревенского парня, от недоедания и перегрузок стала постоянно кружиться голова. Ходил и, как пьяный, шатался.
А где-то в начале ноября весь личный состав училища подняли по тревоге и направили на тактические занятия на южную окраину Тамбова. Пока дошли туда, а ведь пулеметы несли на себе, целый день прозанимались, вымотались просто страшно. К концу дня расположились в какой-то деревне южнее Тамбова. Купили у хозяйки ведро картошки и, только собрались её приготовить, как вдруг из училища явился посыльный с приказом как можно быстрее вернуться в училище. Командиры нас тут же подняли и повели, причем не по дороге, а напрямик. Но после такого напряжённого дня марш дался нам очень тяжело. Многие из нас дошли только из последних сил.
Вернулись в училище только к четырём часам утра и получили приказ сдать личные вещи: матрац, одеяло, личное оружие. Все сдали, нас построили на плацу и продержали на нем целый день. Только вечером нас повели, но вначале не говорили, куда. Прошли мимо старого корпуса пединститута и вышли на рассказовскую дорогу. Ну, всё понятно, значит, в Рассказово идём.
Только к утру туда пришли, и оказалось, что в Рассказово формировалась, по-моему, 24-я Гвардейская стрелковая дивизия. Меня определили служить в батальон автоматчиков. Нас очень хорошо, прямо капитально обмундировали и где-то недели через две погрузили в эшелоны и отправили на фронт, как оказалось — под Сталинград.
