А Мельников, командир полка, догадывался, что это он сделал, так он ему мстил все время. Вот как тот два ордена имел, он больше ничего ему не дал, ни медали, ни ордена. И когда форсировали Пилицу в Польше, это речушка-то маленькая. Машина Поршнева первая форсировала; лед там шел. Так Героя присвоили механику-водителю, а не Поршневу.
Как Вы относились к тому, что у вас в полку, в армии было много женщин?
У нас много не было. Их доля незавидная была. Вот была у нас в полку 1295-м одна девушка, где командиром был Либман, еврей. Он некрасивый, маленький, страшный, тупой еще вдобавок. А машинисткой была Аня Майорова — красавица, я мало таких женщин встречал. Она спустя какое-то время его пребывания в полку пошла с Мишей Зотовым в лес стрелять. Я смотрю они мишень самодельную понесли, я сидел на башне. Немцы обстреливали, настроение плохое было, я письмо родителям писал, не стал даже прятаться. Они прошли, а минут через пятнадцать Аню на носилках несут. Оказывается — Миша первый стрелял, мишень сбил, пошел поправлять и тогда она в себя выстрелила. Ее отправили в медсанбат 156-й дивизии, пулю вырезали из спины. Все думал и — гадал и, почему она это сделала. А Люба у нас была молоденькая, семнадцатилетняя девчушка, она по секрету сказала. Раньше позор был — девушка родила ребенка. Теперь это в порядке вещей. Она говорит: «Не хочу родить евреенка». Она уже почувствовала, что забеременела. Ее в тыл отправили после ранения.
Я промашку сделал. Как-то ездил в Горький еще на профсоюзную конференцию и мы обедали в ресторане. Что-то мне пришло в голову, я посмотрел — буфетчица. Потом, когда уже уехал, вспомнил — это же Аня! Подошел бы поговорить, много бы интересного могла рассказать. Вот такие вот дела у женщин.
Что значит, доля женщин на войне была незавидная?
Не женское дело война. К ним, во-первых, приставали все чиновники. А меняли как? Приехал командующий фронтом в армию, о, машинистка красавица! Он сразу адъютанту приказ, ее переводят туда. Вот так передавали из рук в руки. Это нехорошо конечно было. Но в целом, конечно, женщины большую роль сыграли. Четыре авиационных женских полка были, в танковых войсках десять механиками-водителями были, пять — командирами танков и четыре — командиры подразделений.
Где Вы любили во время марша находиться? Какое место танка выбирали?
Я сидел возле люка механика-водителя как правило. На КВ и на самоходках тоже, чтобы ему показывать.
Он плохо видел?
Нет, он видел хорошо, но надо решение принимать. Покажу вправо и он плавно идет вправо. Во время марша обстановка такая, что надо улизнуть под кроны деревьев, я ему сразу даю команду. Все, видимо, как начинается бомбежка, разбегаются до поры до времени, потому что никому не хочется попадать.
Вы в заправке танка участвовали?
Нет, я следил только. Механик-водитель и заряжающий это делали. А заряжающий считался вторым механиком-водителем.
И в окапывании танка тоже участия не принимали?
Нет, вы что! Все работали — у меня мозоли не сходили с рук. Хорошо, когда мягкий грунт попадется; только успели выкопать окопы — приказ «Вперед». А там на новом месте опять надо рыть. Это тридцать кубометров, да еще каменистый грунт попадет или глинистый, это сверхтяжелая работа. А надо.
Были ли у вас иностранные танки?
Нет. В боях за город Попельня у нас были английские танки, это в Украине. Там были «Валентайны». Это слабые танки: у них броня-то 50 мм., пушка — сорокамиллиметровая, скорость — 25 км/ч. Ну что это за танки! Они были в 71-й мехбригаде. Мы с танкистами не говорили про них, но мы видели, как они горели хорошо и ничего не могли сделать против немецких танков.
Крысов В. С. и Ваулин К. П. 1944 г.
Какие чувства Вы испытывали в боевой обстановке — страх, возбуждение?
Страха я по существу не чувствовал, в экстазе таком был. Соображал как нанести удар, выполнить задачу. А страх это опасное дело, кто боится — тот примет неправильное решение. Я в этом был убежден, поэтому не думал. Опасность была в плен попасть — это хуже чем погибнуть; поэтому надо было драться бескомпромиссно.
Если танк подбили, чтобы его покинуть, он должен загореться?
Да, если он разбит, стрелять из него нельзя, ходить он не может — тогда с опаской покидали, а то могли приписать трусость. Если он не загорелся, может стрелять — он должен стрелять. Немцы покидали, даже когда их танк не загорелся, а только сильно ударило по нему. Мы не покидали.
Как Вы сейчас к этому относитесь?
У нас танки ценили выше, чем людей. Некоторые по своему патриотизму не бросали, оставались, а некоторые из-за боязни. Когда мы с Валерием Королевым разгромили громадную колонну «Татр», то на последней машине самоходка стукнулась о шоссе, двигатель заглох и не заводится. Я ему говорю: «Садись на место механика-водителя». Я быстро снял моторную перегородку: «Нажми стартер». Он нажал, я посмотрел — топливо бьет из трубки низкого давления от ручного подкачивающего насоса в фильтр тонкой очистки — я обрадовался. Сомкнул обломанные концы, замотал черной изолентой — такие же черные круги, как теперь. Выкачали воздух из системы питания через этот насос НК-1 и завели двигатель.
Мы могли с Валерием самоходку бросить и лесом утопать к своим. Двое из нашего экипажа погибли — механик Виктор Счетников, молоденький 19 лет из Саратовской области и Вася Плаксин, москвич, заряжающий.
Когда немцы нас обстреляли, местных жителей как ветром сдуло: кто тащит вещи — подушки, одеяла, кто продовольствие, и мы с Валерием остались вдвоем у поверженной вражеской колонны. Он меня спрашивает: «Товарищ лейтенант, что будем делать»? Я говорю: «Не оставлять же немцам такое добро. Садись на свое место, подними пушку до предела, чтобы она не стукнулась о машины». Я сел за рычаги и пошел колошматить грузовики гусеницами. И вот что интересно. У нас в полку контрразведчик был лейтенант Шваб Исаак Гильевич; он хорошо знал немецкий. Когда мы Попельню захватили, то захватили и радиостанции немецкие.
Он в эфире работал и ловил разговоры и перехватил: когда мы легковую колонну обстреляли, одну машину разбили вдребезги. Они заскочили в лес у Великие Лесовцы — мы даже второго выстрела не сделали. А там, видимо, начальник тыла дивизии ехал в этой колонне из семи машин, и он докладывает командиру дивизии, что русские танки в тылу. Тот спрашивает сколько их, этот говорит: не знаю сколько, но много, бьют наши машины.
Они целую группировку направили против моей самоходки — я задание-то выполнил, у меня задача была панику поднять. И в это время полк и бригада 71-я вырвались из окружения. Большое дело сделали. Только Луппов мог додуматься до такого, умный мужик был, командир 71-й бригады, которую поддерживал наш 1454 полк в 9-м мехкорпусе. Потом он погиб под Житомиром, населенный пункт Рачки. Он был очень смелый, пошел туда в первом эшелоне и немцы сожгли.
