Она запустила руку под кофту, готовая принять бой.
Как-то соседский задира камнем расквасил нос десятилетней Кате. Полина отыскала обидчика во дворе, схватила за волосы и ударила головой о лавочку. Он визжал как поросенок. Его родители визжали еще громче.
На крыльце никого не было. И силуэт пропал из образованного домами коридора.
Полина мазнула взором по грязным следам на ступеньках: отпечатки мужских ботинок, появившиеся, пока она ходила за стволом. Ключ не сразу попал в скважину.
– Ну и погодка.
Назар по-прежнему спал, взволнованная журналистка дежурила у подоконника.
– Никого?
– Хрен там был, – Полина заперлась. – Пасут голубчики.
Диана застонала.
– Не ссы. Много их было?
– Сегодня? Восемь. Но двоих сестра Лиза послала проконтролировать Кузиных. Не знаю, вернулись ли они.
– Шесть-восемь? А баб сколько?
– Две. Сестра Лиза и сестра Оксана.
– Короче, – Полина задрала кофту, демонстрируя дряблый живот и рукоять травмата, – пестик у меня. Чуть что – припугну. Пересидим ночь, а утром я сгоняю на холм – там телефон ловит. Позвоню ментам, и пускай это гнездо разворошат к чертям собачьим.
Пение донеслось сквозь монотонный шум дождя. Полина вскинула брови. Назар заерзал во сне.
– Это она, – прошептала Диана.
В паре метров от крыльца стояла грузная женщина. Тень зонтика и капюшон дождевика маскировали лицо. Женщина громко пела, но слов Полина не разобрала.
От одинокой ночной певицы веяло необъяснимой жутью, и Полина сказала, чтобы звуком собственного голоса отвадить тревогу:
– Цирк дю солей на выезде.
– Не ходите к ней! – взмолилась Диана.
– Спокуха. Тетя Поля знает, что делает.
Это было преувеличением. Махнув журналистке, мол, спрячься, Полина щелкнула замком и вышла на крыльцо.
– Господи, ты светел, Господи, ты прост, летят Господни дети, ангелы со звезд… Ангелов встречаем, в гости к нам зовем… входят ангелочки в нас, как будто в дом…
Полина подумала о ряженых, что поют колядки то ли до, то ли после Рождества.
Толстуха замолчала и поклонилась. В пещере капюшона проступала круглая физиономия. Родимое пятно багровело на правой щеке.
– Господь да благословит вас.
«Ой, только не надо снова», – поморщилась Полина.
– Чем могу?
– Вот познакомиться с вами захотела. Мы – соседи ваши, я и мои братья и сестры. Домик арендуем у шоссе.
– Соседи – это славно, но я так-то на боковую собралась.
В капюшоне засверкала улыбка.
– Вы одна?
– Чего же. Дочурка в гости приехала, зятек. Он, кстати, спит и ой как не любит, когда его будят.
– Дети! – проворковала безмятежно сестра Лиза. – Все мы – дети пред ликом Всевышнего.
– Возможно. Я лично – мусульманка. Так что – Аллах акбар.
Она потянулась к дверной ручке.
Толстуха сказала:
– Вы, видно, не от хорошей жизни в пустом поселке торчите. Без связи, без горячей воды. Я вас вспомнила: видела в новостях. Вам, наверное, деньги нужны. Хотите денег? Много. Очень много.
Ударение на слово «очень» заставило Полину обернуться к толстухе.
– И откуда у работника соцслужбы деньги?
Улыбка стала шире, голос – елейным:
– Кто вам сказал, что я работаю в соцслужбе?
– Пихто!
Полина юркнула в дом и захлопнула дверь.
– Вот идиотка! – обругала она себя.
– Они знают, что мы здесь, – заключила Диана.
– И что? – Полина посмотрела за гардины. Толстуха вальяжно уходила по тропинке. Слоновьи ноги под огромным фиолетовым зонтом.
– Слушай, пресса, – Полина нервно почесала скулу, – знаешь, почему Весенний «Ядами» кличут?
– Нет.
– При строительстве рукожопые бакланы серьезно облажались. Уровень формальдегида в стенах превышает норму в пятьдесят пять раз. А это у нас вялость, зуд, бессонница и онкология, между прочим. Мэр покойный, хитрая сука, постарался замять проблемку. Платил жильцам в конверте, чтобы они съехали по-тихому. Я одна встала в позу. Сужусь с ними третий год. Денег, что мне предлагают, не хватит и на собачью конуру, но я дерусь до последнего. У тебя связи, пресса. Подсобишь мне?
– С радостью, – сказала Диана. – Материал толковый. Моему редактору такое нравится.
– Вот и ладушки. А что до мормонов…
Прерывая Полину, Назар выпрямился резко. Капли пота блестели на его лбу. Веки были полуприкрыты.
– Китаец хочет залезть в мою голову, – произнес мальчик.
И в тот же миг на кухне с дребезгом разлетелось окно, стекла брызнули внутрь. Сквозняк обдал остолбеневшую Полину. Во влажно переливающемся прямоугольнике возникло бородатое лицо. Галстук, лыжная шапочка, приветливая улыбка. Плечистый мужик деловито просунул в окно руку и кирпичом сбил с рамы острые осколки.
– Да какого хрена! – крикнула Полина.
Сектант уже вползал на кухню, цепляясь за подоконник. Журналистка заверещала и метнулась через комнату. В дверь позвонили. Дом оказался ловушкой.
– В ванную! – шикнула Полина. Выхватила пистолет и опустила флажок предохранителя. Бородач плюхнулся на пол, разогнулся, стряхивая стекло с колен.
– Не подходи!
Он шагнул вперед – и Полина выстрелила. Резиновая пуля срикошетила от холодильника, расколола магнитик «Анапа-2006». Ошалевший Влад забился в угол своей клетки.
– Господь да отведет нечестивый меч.
Улыбаясь, сектант прошел мимо Полины и дернул дверную ручку слева. Ванная запиралась на хлипкий шпингалет. Бородач ударил ботинком в полотно – дерево хрустнуло, дверь отворилась, и в проеме Полина увидела перепуганную Диану, обнимающую мальчика.
– Привет, дитя.
Полина надавила на металлическую скобу, пуля угодила в основание черепа. Бородач, словно его пихнули гигантским ботинком, полетел на кафель. Подбородком впечатался в поддон душевой кабины. Клацнули зубы.
– Получи! – заорала Диана.
Полина, не тратя времени, подскочила к распластавшемуся сектанту и рванула на себя прозрачную створку, закрывавшую кабину. Створка врезалась в висок бородача. Полина – не без удовольствия – повторила маневр. Башка сектанта дернулась, тело обмякло.
– Тише, тише, родной, – успокаивала Диана мальчика. Он зажмурился, вгрызся в свой большой палец и мычал. От жалости Полине захотелось хлопать створкой, пока мозги сектанта не разукрасят ванную.
