– А в Москву зачем он уехал? Бабуля сказала, что обещал вернуться.
Катька схватила охапку одежды и комом запихнула ее в шкаф.
– Обещал, обещал… Да мне по барабану, что он там обещал. Хоть бы и вовсе не возвращался! Совсем шальной стал.
Ева вздохнула. Да, Москва меняет людей, она не раз об этом слышала. Но, чтоб вот так, кардинально. Эх, Сашка, Сашка. С другой стороны, что она вообще о нем знает? Нет, внешнюю сторону его жизни Ева знала досконально: парень как парень, учился как все, ни хорошо, ни плохо. В пятнадцать лет остался без отца: тот ни с того ни с сего бросил семью и уехал в Москву. В шестнадцать потерял мать, которая не вынесла предательства мужа, впала в депрессию, а потом покончила с собой. Катька переживала, плакала много, а он, вроде как, ничего, бодрился, с одноклассницами вовсю флиртовал. Бабуля говорила, что он так недостаток материнского внимания восполняет. А потом к отцу уехал – и поминай как звали. И вот сейчас этот внезапный приезд. И ради чего? Ради какого-то браслета? Нет, все-таки правильно говорят: чужая душа – потемки.
– Кать, а что за дела у твоего брата в городе появились? С чего он решил вернуться?
Подруга посмотрела задумчиво, подпихнула вываливающуюся кучу тряпья и захлопнула дверцу.
– Знаешь, я и сама не поняла. Говорит, поохотиться захотелось, отдохнуть от столичной суеты. Это ему-то? Да он с детства мечтал в столице жить, а как мама… – Катька запнулась, – когда ее не стало, он только и говорил, что о переезде к отцу.
– А где он к охоте пристрастился? Не по Москве же медведей гонял?
– Не знаю, может и гонял, – она улыбнулась. – Он мне по телефону часто рассказывал, как с друзьями в пейнтбол играют. Наверное, там и подцепил охотничий азарт.
– Ясно. Что ж, это логично: мальчишки и охота – понятия вполне совместимые. Вот если бы он вышивкой увлекся…
Она серьезно посмотрела на Катьку, и они звонко рассмеялись.
– Хохотухи, чай постыл ужо, марш на кухню! – в комнату заглянула Авдотья, нарочито грозно сдвинула брови, а затем шлепнула внучку по пятой точке.
– Ба, ну ты что, всех кавалеров у меня уведешь!
Старушка крякнула и поправила могучую грудь.
– Твоих кавалеров чей-та днем с огнем не сыскать. Хоть бы уже завела себе кого.
Катька многозначительно посмотрела на Еву.
– Видала? Лизка номер два, – и с унылым видом поплелась на кухню.
***
– А я говорю, надо собрать дружину и прочесать лес! Ты же лесник, к кому мне еще обращаться?
Грозного вида мужик нервно расхаживал по гостиной, при этом усердно жестикулируя руками. Ева бегло окинула гостя взглядом.
– Здравствуйте. Привет, па.
– Привет, дорогая, – он приветственно взмахнул рукой и снова переключил внимание на собеседника. – Антоныч, она ведь уже взрослая девчонка, ну загуляла с кем-то, дело ж молодое.
Тот коротко кивнул Еве и насупился.
– А телефон чего не отвечает? Третьи сутки девка дома не появляется. Отец с матерью себе места не находят. Говорю тебе, дело неладно.
– Ну, мало ли чего не отвечает. Рано панику сеять. И так неспокойно в городе.
Жаркий, однако, разговор выходил. Ева незаметно прошмыгнула на кухню, достала из холодильника сок и подошла к барному окошку, ведущему из кухни в гостиную. Там и стала, прислушиваясь. Что-то случилось? Несомненно: тон у мужика хоть и был сердитый, но голос сильно дрожал от волнения.
– Ты прям как мой племянник говоришь. Тот тоже заладил: трупа нет, заявление только завтра могу принять. Как трое суток стукнет. Вот, что за система? Труп им подавай, тогда и дело будет – тьфу!
Он раздраженно махнул рукой и снова замаячил по гостиной. Ничего себе, новости! Ева так и застыла, не донеся стакан с соком до рта.
– Если бы это был волк, валялась бы твоя красавица где-нибудь на улице. Сомневаюсь, что он ее в лес уволок. А в нашем городишке за три дня не то, что труп – иголку потерявшуюся найдут. Так что я голосую за любовное приключение.
– Да ну тебя, – отмахнулся Антоныч.
В руках у него зазвонил телефон.
– Да, – рявкнул он, но тут же осекся. – Извини, Стас… Какие новости?
Он замолчал, выслушивая собеседника, а затем звонко хлопнул ладонью по ляжке.
– Вот, ешкин дрын! Ну не дуры? – еще с полминуты помолчал и добавил: – Выдери ее прутом! Не смотри, что кобыле уже двадцать три! Будет в следующий раз знать, как полицию от работы отвлекать да предков до инфаркта доводить!
Он театрально нажал на сброс и швырнул телефон на столик.
– Нет, ну ты представляешь? Явилась! – Антоныч аж покраснел от злости. – В область, говорит, ездила! С парнем – тьфу!
Ева облегченно выдохнула. Слава богу, никаких трупов, никаких пропавших девушек, все хорошо. Она отхлебнула сок.
– Я же говорил, дело молодое, – отец по-мальчишечьи стукнул Антоныча кулаком в плечо, но тоже выдохнул с видимым облегчением.
– Да ну их, этих девок. Вон у меня два сына, и тьфу-тьфу – никаких проблем. А на этой Юльке шкура горит! Сосед говорит, все отдам, лишь бы кто замуж ее забрал скорей, – он повернулся и заметил стоящую возле окошка Еву. – Повезло тебе с дочкой, Андрюх. Не шарится по злачным местам как некоторые.
Ева покраснела и спешно отошла от проема. Воспоминания о неприятных событиях в клубе замигали проблесковым маячком. В гостиной раздалась телефонная трель, и знакомый отца снова схватил трубку.
– Все, Петюнь… извини, товарищ участковый! На… – он резко замолчал.
Лицо его вытянулось, покраснело, а потом приобрело какой-то лиловый оттенок. Он плюхнулся на диванчик.
– Во, дела, – протянул он и снова покраснел. – Петюнь, гони их нафиг с этими заявлениями! Это не серийный маньяк, а серийный Дон Жуан объявился! Нашлась наша Юлька-дулька, значит и эта где-то по углам обжимается! Все, пока трое суток не пройдет – никаких заявлений! Это я тебе как родной дядька говорю! Отбой!
Отец терпеливо дожидался, пока разгневанный Антоныч слегка спустит пар. Тот скрипнул зубами, потом шумно вдохнул, так же шумно выдохнул, пытаясь успокоиться, заговорил и тут же снова вскипел.
– Петька говорит, еще одно заявление пришли подавать! Вчера, говорят, была девка, сегодня, значит, нет девки. Домой не явилась, на звонки не отвечает! Да тут, судя по всему, надо не волка, а кобеля драного искать, что девок сводит! Это ж что у них, март-месяц наступил? Куда мир катится? Вот раньше было воспитание. Даже я, пацан, – и то до тридцати лет не мог без предупреждения из дому выйти: у матери – сердце, у отца – давление! А это ж девка – тьфу! – он хлопнул себя по колену и из злобного громилы средних лет превратился в до-крайности расстроенного дяденьку все тех же средних лет.
