Это чудо появилось с распространением газового освещения. Одно с другим связали довольно быстро. Иное дело, что удовольствие не из дешевых. Поэтому централизованное снабжение имело распространение только в фешенебельных кварталах. Катя снимала квартиру пусть и не на самой окраине, но все же не в центре. А потому, несмотря на наличие уличного освещения, дома не были газифицированы. Однако многие домовладельцы в погоне за дополнительной выгодой увеличивали производительность своих газогенераторов и устанавливали такие вот плиты.
У Кондратьевой имелась приходящая служанка. Как говорится, на все руки от скуки. Она и горничная, и кухарка, и прачка. Молодая, оборотистая Мишель полностью удовлетворяла запросам своей нанимательницы и все успевала. Просто… Для Клима стоять у плиты как-то не хотелось. Но Жа-ан. Жан – это совсем другое.
Ради него она была готова на многое. Да что там, на все! И это при том, что знакомы они не больше месяца, а начиналось у них как невинный и ни к чему не обязывающий флирт. Когда и каким образом она умудрилась так влипнуть, Катя понятия не имела. Да и не хотела в этом разбираться. Она была просто счастлива, и даже если это счастье мимолетно, а иным оно не могло быть по определению, она хотела насладиться им сполна.
В Париж она приехала примерно полтора месяца назад. Надо же, ради того чтобы осуществилась ее мечта, ей нужно было развестись и потерять перспективы на будущее. В город своей мечты ее привез пассажирский дирижабль, затратив на перелет меньше суток. При этом молодая женщина была подавлена, обозлена на весь белый свет и очень надеялась, что мировая столица моды сумеет разогнать ее тоску.
А еще поможет ей прийти в себя, собраться с силами и отомстить всем повинным в ее бедственном положении. Иным она его тогда не считала. В списке ее врагов были Клим с теткой Аглаей и эта пигалица Дробышева. Вот более чем уверена в том, что они с Климом… Но только попалась Катя, а не они. Впрочем, не попалась, а была загнана в расставленные силки. Да, именно так. И она еще со всеми посчитается.
В Париже нашлись русские знакомые, которые с удовольствием ввели ее в столичные салоны. Русская красавица была желанной гостьей на приемах и балах. Оказалась не просто милой, но и довольно начитанной, а еще прекрасно музицировала. Особым же ее шармом была ее неприступность.
Признаться, Катя и сама от себя не ожидала подобного. Но из песни слов не вычеркнешь. Она всячески стремилась изгнать из сердца тоску, флиртовала, развлекалась, заводила новых друзей. Но все попытки парижских ловеласов овладеть ею рассыпались в прах. Чего греха таить, были и такие, что пытались завлечь ее в ловушку финансовых трудностей. Однако не преуспели в этом. Все они отчего-то казались ей пресными и неинтересными. А их ухаживания – просто омерзительными. Бог весть как она не сорвалась и не устроила хотя бы один скандал.
Новоявленный парижский неприступный бастион держался две недели. Не было никаких признаков того, что эта особа готова была не то что капитулировать, а хотя бы пойти на переговоры. Что еще больше распаляло мужчин в ее окружении. И вот перед нею появился Жан. Виконт, капитан Французского Иностранного легиона, только что вернувшийся из Алжира. Обходительный, красивый и мужественный офицер, прошедший сквозь горнило многих сражений.
Не сказать, что, в отличие от остальных, он был более остроумен, велеречив или напорист. Но, едва только заглянув в эти умные, решительные и одновременно ласковые глаза, она вдруг осознала, что попросту пропала. В тот вечер ему даже не нужно было ничего говорить, она все одно пошла бы с ним и осталась до утра. Впрочем, это он остался у нее, потому что ей претило отправляться в гостиницу, и она привела его к себе на квартиру.
А утром, удивляясь сама себе, поспешила на кухню готовить ему завтрак. И когда он проснулся, подала прямо в постель, с умилением наблюдая за тем, как он ест. Чем, признаться, вогнала этого сурового мужчину в краску, едва не испортив аппетит. Но Катя со всей искренностью заверила Жана, что ей доставляет несказанное наслаждение наблюдать за ним в эту минуту. И он поддался ее уговорам, наполняя сердце молодой женщины таким счастьем, которого она не испытывала еще никогда.
Господи, она была женой, матерью, любовницей, но все пережитое ею прежде рассыпалось прахом перед этим французом. Она всегда представляла себе их утонченными и чуткими. И это присутствовало в Жане. Но вместе с тем в нем ощущался стальной стержень, какого она еще не замечала ни в одном из пересекавшихся с ней мужчин.
Не прошло и двадцати минут, как она уже уставила кроватный столик завтраком и направилась в спальню. Ничего особенного. Глазунья из двух яиц, русское мягкое сливочное масло, столь популярное во Франции, поджаренный хлеб, небольшая горка блинчиков, мед и кофейник.
– Милая, ты опять проснулась ни свет ни заря, – нежно улыбнувшись и с явным укором в свой адрес, произнес разбуженный любовник.
– Всего лишь на двадцать минут раньше, дорогой.
– И ты успела все это приготовить за столь короткое время?
– Господи, Жан, ты не устал еще удивляться?
– Я никогда не перестану этому удивляться, душа моя.
– О-о, говори, мой рыцарь, не прекращай лить патоку на мое сердце, – игриво и с придыханием произнесла она.
– Непременно. Но только сначала позавтракаю. Исключительно чтобы набраться сил для превознесения твоих несравненных достоинств, – устраиваясь поудобнее, с готовностью заверил он.
– О-о, если только так, то конечно же подкрепись, витязь, – ставя перед ним кроватный столик, игриво согласилась она.
– Витязь? – удивился француз русскому слову. – При чем тут русский бронеход?
– Господи, о каком бронеходе ты говоришь? Витязь – по-русски это все одно что рыцарь.
– Ага. Хорошо. Я запомню, – произнес он на языке родных осин с характерным мягким французским акцентом.
Нет, это вовсе не благодаря Кате. Он уже лет десять изучал русский, так как едва ли не треть его подразделения составляли именно выходцы из России. Кто-то бежал после гражданской войны и вынужден был пойти на службу, чтобы обрести гражданство, да так и застрял. Кто-то просто отправился за романтикой Иностранного легиона, описанной во множестве романов. Иные бежали от правосудия. Легион принимал всех и всем становился домом, а кому-то и последним пристанищем.
Один из солдат Жана стал писателем. Именно благодаря его роману в последнюю пару лет поток легионеров из России серьезно возрос. Молодые люди жаждали великих деяний, приключений, военной романтики. На границах Российской империи, конечно, далеко до благостной тишины. Но ведь не всем везет попасть служить именно в такие точки. Горячие сердца требовали действий. Легион же принимал всех. Тем более в условиях осложнившейся ситуации в колониях.
– Катя, я хочу с тобой поговорить. – Жан вышел из ванной комнаты, застегивая рукав свободной белой сорочки.
– Да, милый, – занимаясь у зеркала утренним туалетом, откликнулась она.
