То, о чем учил Иисус Назарей, было им не по душе. Они наблюдали за ним и не одобряли его поведения. “Мессия так не должен себя вести”, — говорили одни. “Когда мы сделали ему замечание, чтобы он прекратил этот шум и крики “Осанна!”, он нас не послушал”, — говорили другие. “А эта хулиганская выходка, когда он изгнал бедных торговцев из Храма?” — напоминали третьи.
Не выдержав, они срывались со скамей и пускались в пляс — это был танец обиды и недовольства. Они продолжали пожимать в танце плечами и вертеть руками, и от взмахов их длинных рукавов вздрагивало пламя светильников.
Иуда стоял и с напряженной улыбкой глядел на этот танец.
Тридцать сребреников, новеньких и гладких, нежно грели ладони.
Танцующие фигуры застыли.
“Итак. — Первосвященник положил ладонь на его плечо. — Сегодня. Сегодня ночью, чтобы не привлекать слишком много внимания. Мы не сделаем ему ничего плохого. Он ведь волшебник, как ты говоришь”…
Иуда этого не говорил, но быстро кивнул.
“Ну вот, мы и дадим ему возможность совершить еще одно чудо. Освободить себя”.
Иуда сжал сребреники и снова кивнул.
“Молодец, сообразительный”, — глухо сказал кто-то.
“Вырастет, храмовым священником станет”.
“Первосвященником! Хочешь быть первосвященником, мальчик?”
Иуда снова кивнул и сглотнул слюну.
Потом он долго шел по Иерусалиму среди танцующих и прыгающих детей. Обычно он любил участвовать в общих танцах и развлечениях. Поскакать на одной ножке, покружиться волчком… На этот раз охоты не было. Все с той же бледной улыбкой он обходил пляшущих и шел дальше, гордо придерживая кошель со своим первым в жизни взрослым заработком…»
— Так что смотрите сами, — говорил отец Игорь. — Смотрите сами.
Плюша кивала.
Поминки уже заканчивались, люди вставали и перемещались к гардеробу. Сентябрь был холодным, все были в куртках, с зонтами.
Народу было много. Натали все предусмотрела: сама составила список с телефонами, написала, где конверт с деньгами на сорок дней и в каком кафе. И какие ее любимые песни ставить.
Песни ставили, но желавших поплясать под них не было. Выскочила было какая-то тетка из Наталийкиных подруг по техникуму, стала что-то бедрами выделывать… Оглядевшись и обнаружив себя в единственном числе, вернулась на место. За столом потом громко рассказывала, как они в техникуме свести Натали с каким-нибудь парнем хотели.
Под конец поставили «Ой, мороз, мороз…» Плюша с отцом Игорем стояли недалеко от гардероба.
Отец Игорь тоже был в списках Натали: познакомившись с ним, это было еще весной, она перестала звать его за глаза «педиком», а стала почему-то называть «хиппи». Звать «батюшкой» упорно не хотела: вероятно, из вредности.
Мимо, с кем-то из «Речки», прошел отец Гржегор.
— Не здоровается теперь со мной, — проводил его взглядом отец Игорь. — А раньше, бывало…
Плюша снова вернулась к волновавшей ее теме.
Темой этой было завещание Натали. Подробное, на нескольких страницах, юридически заверенное.
Натали завещала кремировать свое тело. А пепел развеять над полем.
Да, тем самым. С вертолета.
На это тоже были выделены средства. Ровно сколько требовалось: все заранее, видно, узнала.
И сделать это, по завещанию, должна была Плюша. Да, именно Плюша. Подняться на вертолете и развеять Натали над полем.
Плюша сжимала ледяные кулачки. Нет. Она не сможет.
Но… Но это было условием получения довольно крупной суммы, которую Натали ей завещала. И которую в случае невыполнения Плюша не получала.
Плюша вспоминала, как в той их ссоре Натали кричала про вертолет. Что если захочет, то Плюша будет и на вертолете летать, и с парашютом прыгать. К счастью, про парашют в завещании ничего не было. И одного вертолета вполне хватало.
Про сумму Плюша отцу Игорю не стала говорить.
— Благословить вас на это не могу, — говорил отец Игорь. — Но на вашем месте, наверное, сделал бы… Если вы ее любили.
Это же, наверное, не по-христиански… Кремация и потом чтобы пепел вот так, над полем развеивать.
— Не по-христиански, — согласился отец Игорь. — А что делать? Вразумить ее вы уже не можете. Только молиться за ее душу. Молитесь?
Плюша неуверенно кивнула.
— А по-христиански… Главное — любовь. Помните, как у апостола Павла? «Никогда не перестает». И когда «пророчества прекратятся… и знания упразднятся». Вот как у нас сейчас. Только любовь и остается.
Тяжелый, весь в каких-то мелких клепках бок вертолета. Длинные тени от лопастей на земле. И воняет бензином, или как это у них называется.
Плюша приехала вместе с юристом; юрист должен был удостовериться. Он же вручил ей урну, пластмассовую, очень легкую. Плюша прижала ее к себе и зачем-то спросила, всё ли здесь.
Ночь накануне Плюша не спала, бегала в туалет, согревалась под душем; квартира провоняла корвалолом.
— Да вы не волнуйтесь, — сказал юрист. — Вертолет хороший. Покойная сама вам его выбирала.
Плюша спросила, полетит ли он тоже.
— Да рад бы… Два места там всего. Будете с пилотом рядом сидеть. Обзор шикарный.
Ей подставили маленький железный трап.
Пилот уже был на месте. Небольшой мужчина с красноватым лицом.
Плюша сдавленно поздоровалась. И стала глядеть на свои ноги и зажатую между ними урну. Оглядела кабину, перекрестилась и снова уткнулась взглядом в колени.
— Первый раз на вертолете? — обернулся к ней летчик. — Меня, если что, Мишей звать.
Плюша кивнула и осторожно назвала свое имя.
Пилот Миша положил ей на колени наушники, объяснил, как пользоваться. Плюша натянула их на голову, ушам стало тяжело и холодно.
Юрист сфотографировал ее в кабине, помахал ладонью и отошел.
Лопасти зашевелились. Дрогнули стрелки на приборах. Плюша сжала ногами урну.
Спросила, будет ли их качать. Пилот помотал головой. Плюша ожидала долгой подготовки к взлету, как в детстве, когда несколько раз летала на самолетах. Но вдруг что-то снизу резко приподняло ее, и она зажмурила глаза.
Медленно разлепив веки, увидела пустоту, обступившую ее со всех сторон. Пустоту и облака. Всё вокруг гремело и дрожало; гремело всё и внутри Плюши. Она погладила урну: вот мы и летим, родная… И снова закрыла глаза. С закрытыми было еще страшнее. Казалось, она постоянно куда-то падает.
Выбралось откуда-то солнце и проползло по лицу. Плюша чихнула.
— Будьте здоровы, — услышала в наушниках.
Земля проплывала под ними. Резко блеснула, снова заставив на секунду зажмуриться, река. Плюша вглядывалась, пытаясь угадать, какое место они пролетают.
