– Договорились, – Сабурин, который в успех авантюры не верил, энергично кивнул, а мысленно добавил: «Уйду сразу, как только закончатся деньги, друг мой Сеня».
Он выбрал казино наугад, практически первое попавшееся. А чего суетиться, когда результат и так ясен? Был соблазн плюнуть на испытание и сыграть как бог на душу положит, но совесть взяла верх, и Сабурин решил играть по системе.
Нельзя сказать, что стол, за которым работала девочка-альбинос, он выбрал специально. Просто ее белая как лунь головка невольно привлекала внимание. Сабурин сделал ставку и проиграл. Ничего удивительного. Во-первых, теорию вероятностей еще никто не отменял, а во-вторых, Арсений предупреждал, что именно так все и будет: четыре проигрыша по мелочи, а потом крупная ставка и выигрыш, еще три-четыре проигрыша по мелочи и снова крупный выигрыш. А вот дальше, если вдруг зафартит, уже нужно применять поправку, но до этого дело не дойдет.
То ли фортуна в тот раз была на его стороне, то ли расчеты Арсения оказались верны, но все прошло как по нотам. Именно так, как и предсказывал друг. После того как перед ошалевшим от небывалого везения Сабуриным оказалась гора фишек, появился соблазн продолжить игру. Он уже почти поддался этому соблазну, но в самый последний момент передумал. Арсений расстроится, если чистота эксперимента будет нарушена. Он и так выиграл вполне приличную сумму: пришел с сотней баксов, а уходит почти с двумя тысячами. Чтобы умилостивить госпожу Удачу, Сабурин сунул девчонке-крупье двести долларов – кто знает, может, она тоже часть его фарта? – а по пути домой зашел в круглосуточный магазин, купил армянского коньяку и всевозможной закуси. Надо же как-то отметить начинание.
Несмотря на предрассветный час, Арсений не спал. В ответ на звонок дверь открылась почти незамедлительно.
– Ну как? – От нетерпения друг едва не подпрыгивал в своем инвалидном кресле. – Получилось?!
– Все, как ты и предсказывал! – Сабурин поставил пакеты с провиантом на пол, сбросил ботинки.
– А там что? – Арсений кивнул на пакеты.
– Там еда и выпивка. Или ты по ночам не ешь?
– Я вообще только по ночам и ем, – друг подхватил пакеты, покатился на кухню.
Что верно, то верно, Арсений вообще предпочитал ночной образ жизни. Днем мог не вылезать из постели, зато к вечеру активизировался и ночи напролет просиживал за компьютером. Вот и сейчас из комнаты доносилось тихое жужжание системника.
Они были знакомы давно, с самого детства. До пятого класса учились в одной школе, а потом с Арсением случилось несчастье: упал с велосипеда, ударился спиной о бордюр. В результате – перелом позвоночника, травма спинного мозга и паралич. Они тогда были в таком наивном возрасте, когда твердо веришь, что смерти нет, и самая опасная болезнь – это ангина, а тут такое страшное – паралич. И не на пару дней или недель, а на всю жизнь, навсегда. Арсений, кажется, понял это самым последним, долго не верил, пытался выбраться из ненавистного инвалидного кресла, падал, расшибал в кровь лицо, набивал синяки и шишки и снова пытался встать на ноги. Он сражался с неизбежным почти год, в одиночку, потому что остальные – родители, врачи и друзья – уже смирились, а потом вдруг успокоился. Или смирился. Сабурин никогда его об этом не спрашивал, не хотел бередить старую рану. В тот год, что Арсений боролся с неизбежным, друзья его забыли. И не потому, что такие плохие, а потому, что они были детьми, а дети – существа в равной мере искренние и жестокие. Изображать сострадание и тяготиться чужой бедой они не умеют. Зачем? Ведь намного проще и естественнее забыть. Да и видеть доказательства того, что жизнь далеко не так совершенна, не хочется.
Виталик Сабурин мало чем отличался от своих товарищей и наверняка последовал бы их примеру, если бы не одно «но» – с Арсением ему было интересно. Да, с ним больше не погоняешь на велике и не поиграешь в футбол. Зато он мог из бесполезных железок собрать самого настоящего робота на дистанционном управлении, мог починить плеер и построить удивительно красивый макет парусника. Но даже не это главное. Арсений не только создавал все эти чудесные вещи, но еще и учил Виталика самого делать их. И историй всяких разных он знал бесконечное множество, и рассказывать их умел так интересно, что аж дух захватывало. Особенно страшилки на ночь глядя. Виталик не знал, откуда берутся эти невероятные истории, наверное, большей частью из книг, которыми был заставлен огромный книжный шкаф в комнате Арсения. Самые же интересные и самые жуткие рассказы друг, скорее всего, придумывал сам. В этом Виталик почти не сомневался.
Они вместе взрослели, вместе вступили сначала в бестолковый подростковый период, а потом и во взрослую жизнь. Их симбиоз получился полноценным и взаимовыгодным, потому что через Виталика Арсений контактировал с внешним миром, получал необходимую информацию и впечатления. Сабурин, оказывается, был не хуже Всемирной паутины. Этим можно было гордиться, потому что Интернет со временем заменил другу реальность, отодвинул все другие радости жизни на второй план. Все, кроме дружбы с Сабуриным.
– О, и Силантия не забыл! – послышался из кухни радостный голос Арсения. – Эй, Силантий, Бурый тебе пожрать принес!
Он еще не успел договорить, как из комнаты вышел Силантий – здоровенный одноглазый котяра с порванным в бесчисленных дворовых боях ухом. Не удостоив гостя даже взглядом, Силантий проследовал на кухню. Вот ведь полосатый паразит! Знает же, что все самое вкусное ему приносит именно Сабурин, а все равно игнорирует его, не желает принимать в ближний круг. В ближнем кругу у Силантия числятся единицы: любимый хозяин, соседская кошка Люсинда, судя по регулярному и разномастному потомству та еще ветреница, и дворничиха тетя Дуся. Причем понять причину привязанности Силантия к этой крикливой, вечно пьяной даме Сабурин не мог, как ни старался. Сам неоднократно видел, как тетя Дуся охаживала Силантия веником и называла одноглазым иродом, а кот все равно души в ней не чаял, терся о ноги, преданно заглядывал в глаза. Наверное, в этом труднообъяснимом случае срабатывал принцип, озвученный еще Александром Сергеевичем: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». Только применим он был не к женщинам, а к тонко организованной кошачьей душе.
В ту ночь они с Арсением на радостях напились. Причем друг по большей части прославлял теорию, а Сабурин – практику. Как ни крути, а две тысячи баксов на дороге не валяются. У Арсения вон кресло скрипит, того и гляди сломается, да и сабуринской «бээмвушке» не повредит кое-какой ремонт.
На следующий день Сабурин не пошел в казино: отчасти из-за жесточайшего похмелья, а отчасти из соображений осторожности. Арсений считал, что очередной набег можно повторить не раньше, чем через неделю, а Сабурин был убежден, что бояться нечего. Они же не играют по-крупному, а кто станет обращать внимание на мелочовку? В общем, через день он снова оказался в казино, а прошлой ночью за столом девочки-альбиноса выиграл аж целых шесть штук. Принимая во внимание то, что ставки на сей раз были посерьезнее, и учитывая заложенные в расчет обязательные проигрыши, выглядело это вовсе не подозрительно. Зря Арсений волновался, никто ничего не замечает…
