– Пожалуйста, позвольте мне. – Она улыбнулась и опустила полотенце в горячую воду.
Он сморщился от обжигающего прикосновения. Девушка вытерла кровь у него под носом и на губах. Подошла к раковине, прополоскала полотенце под струей холодной воды и протянула, чтобы Эдриан положил компресс на глаз. Даже легкое движение причинило боль. Он сморщился и машинально схватился за бок. Она медленно расстегнула пуговицу у него на воротнике, а потом осторожно занялась остальными.
– Почему вы мне помогаете?
– Вы всегда добры ко мне. – Она улыбнулась.
Эдриану стало неловко. Он видел ее редко, а она эти короткие встречи запомнила. Пока ее пальцы легко касались его измученной кожи, Эдриан своим единственным глазом взглянул на нее по-другому. Девушка оказалась очень хорошенькой. Он ни разу не видел ее с распущенными волосами – всегда только с тугим пучком на затылке. А сейчас длинные густые пряди спускались на колени. Эдриан всегда ненавидел себя за слабость: любое проявление женственности порождало острое желание, будто мужская реакция существовала сама по себе и не поддавалась контролю. Дыхание по-прежнему давалось с трудом, а когда девушка раскрыла на груди рубашку, ссадины и синяки предстали в своей первозданной красе. Она слегка надавила на ребро, и Эдриан опять поморщился.
– Перелома нет, – прошептал он сквозь боль.
– Все равно перевяжу, чтобы поддержать. – Она посмотрела ему в лицо.
– Вы очень хорошо говорите по-английски.
– Спасибо. – Она отвела взгляд. – Встаньте, пожалуйста.
Эдриан поднялся. Двигаться становилось труднее. Девушка сняла с него рубашку и бросила на кровать. Пятна крови на ткани смешались с алкоголем: пока он лежал в баре на полу, окружающие поливали его из своих стаканов. Сколько добра перевели напрасно! Она начала бинтовать и, когда приходилось за спиной перекладывать бинт из руки в руку, оказывалась совсем близко. Как всегда, Эдриан не сдержался, наклонился и поцеловал ее. Она отпрянула от него в изумлении.
– Простите. Сам не знаю, почему это сделал. Нет, знаю. Вы очень красивая, а я – идиот.
Она закрепила бинт и отошла к раковине, чтобы вымыть руки.
– Вы выглядели так, словно нуждаетесь в помощи. Надеюсь, я не ввела вас в заблуждение?
– Больше не повторится, обещаю.
– Считаете меня красивой? – Девушка улыбнулась.
– Да.
Она сняла с себя футболку, оставшись в одной юбке.
– Зачем это?
– Вы мне нравитесь, и вы добры ко мне.
Эдриан снял с кровати вязаное одеяло, подошел к девушке и укутал ее.
– Не надо этого делать. Мне не следовало вас целовать. Простите. – Он приподнял ее лицо за подбородок и снова поцеловал, теперь уже в лоб. Темные глаза девушки блестели от подступивших слез. Только бы не заплакала! Тогда он почувствует себя полнейшим кретином и подлецом. Эдриан обнял ее, а она уткнулась лицом в его голую грудь.
– Даже не знаю, как вас зовут.
– Меня зовут Ева.
Он стоял, прижимая ее к своему избитому телу, но чувствовал себя не самым больным существом в этой комнате.
Глава тридцатая
Дочь
Смех. Его можно выдержать. Имоджен вставила ключ в замок, отперла дверь и вошла. Осторожно, стараясь не наступить на одну из многочисленных маминых кошек, перешагнула через стопки старых газет и пустые бутылки. Смех доносился из гостиной. Захотелось сразу повернуться и уйти – как во время каждого приезда к матери. А ездила она семь раз в неделю.
– Имми! Имми! Это ты? – раздался из комнаты возбужденный голос.
Имоджен замерла, собираясь с духом, а потом умело изобразила беззаботную улыбку и открыла дверь. Айрин – ее мама – сидела на диване рядом с женщиной примерно такого же возраста. Гостья держала в руках вещи Айрин – точнее, то немногое из вещей, что еще оставалось в доме.
– Привет, мам. Как зовут твою подругу? – Имоджен посмотрела на гостью, которая упорно пыталась отвести взгляд.
– Это Уэнди-Джулия. Мы встретились в библиотеке.
– Позвольте мне вас проводить, Уэнди-Джулия. – Имоджен распахнула дверь, и женщина вышла в прихожую, по-прежнему прижимая добычу к груди. Возле входной двери Имоджен преградила ей путь:
– Вещи можно положить сюда, на стол.
– Она сама предложила, сказала, что я ее выручу.
– А меня выручите, если оставите все это в доме.
Имоджен достала полицейский жетон. Гостья испуганно охнула и немедленно повиновалась. История продолжается, подумала Имоджен, запирая дверь. Мама постоянно подбирала бродяжек и отдавала им все, что имела. Однажды, еще в детстве, дочь пришла из школы и обнаружила, что в ее спальне поселился бездомный мужчина. А женщины в округе, не стесняясь, щеголяли в шарфиках и украшениях, которые Имоджен дарила маме на Рождество. Вскоре Имоджен перестала покупать приличные вещи. Мама болела – но не той болезнью, при которой можно приклеить пластырь и поставить градусник, и даже не той, какую можно заметить. Диагноз менялся каждые несколько лет. Имоджен ненавидела любые диагнозы: они что-то означали лишь до тех пор, пока симпотомы болезни не получали нового определения. После этого вам на лоб приклеивали новый ярлык.
– Останешься к обеду, Имми? – Лицо матери светилось нежностью.
Улыбка всегда радовала. Предугадать настроение было невозможно, а потому Имоджен ценила те редкие моменты, когда мама улыбалась.
– Нет, мам, сегодня не могу. Надо работать.
– Черт возьми, и так постоянно! Ни во что меня не ставишь! Знаю, что только и ждешь моей смерти.
– Почему я жду твоей смерти?
– Я – камень у тебя на шее. Даже не хочешь со мной пообедать. – Мать зарыдала.
– Конечно, хочу, – успокоила Имоджен, села рядом и принялась гладить ее по голове. Айрин заморгала, изо всех стараясь вести себя нормально. – Ты давно знакома с Уэнди-Джулией?
– Только сегодня ее встретила. Она так мила, предложила раз в неделю приходить ко мне и наводить порядок в доме. Рассказала, что еще в утробе матери съела свою сестру-близнеца. Представляешь? Поэтому у нее такое чудное имя: мать дала сразу оба! – Айрин говорила с воодушевлением, уже забыв о недавней вспышке.
– Очень жаль, мам, но мне действительно придется уехать после ленча.
– Давно пора выйти замуж и бросить эту дурацкую службу.
– Даже если я выйду замуж, работу все равно не брошу.
– Женщине неприлично иметь такую профессию.
– Я не проститутка, мама, а офицер полиции.
– Никакой разницы! – усмехнулась Айрин.
– Пойдем в кухню, приготовлю тебе обед.
Через два часа Имоджен вошла в квартиру Денизы и с изумлением увидела, что попала в царство белизны. После маминого жилища чистота и порядок особенно поражали: неужели так можно жить?
