Он ворвался в туалет и дернул дверь кабинки. Дорогая пицца, тушеная утка и белое вино изверглись из желудка отвратительной зловонной массой. Дэвид подошел к раковине и посмотрел на себя в зеркало: глаз слезился, а тональная пудра осталась на лице единственной краской. Не успел он умыться, как дверь распахнулась.
– Что ты натворил? – закричала с порога Беверли.
– Извини. Так получилось, не смог сдержаться. Давай, выясним отношения позднее?
– Из-за тебя мы оба выглядели как никуда не годные новички!
– Мне очень жаль. Если тебя это немного утешит, то я только что едва не вывернулся наизнанку.
– Ладно. – Она смягчилась, слегка улыбнулась, приблизилась и поцеловала его в щеку. – Этот ленч и через меня проскочил насквозь.
– Очень сексуально. – Дэвид поморщился, пытаясь сделать вид, будто все, кроме пиццы, было в порядке.
– Иди домой. Я подъеду, привезу куриный бульон и присмотрю за тобой.
– Давай сегодня пропустим? По-моему, мне пора хорошенько выспаться.
Надо было кое-что сделать, кое с кем поговорить, выяснить, что произошло. В мозгу звенел острый сигнал тревоги: то, что случилось со старым другом Йеном, могло иметь лишь одно объяснение. Следовало срочно позвонить надежным людям.
– Завтра меня не будет. Отправляют на церемонию вручения телевизионных наград. Придется весь вечер стоять под дождем и брать интервью у знаменитостей.
– Значит, в пятницу приглашу тебя на обед. Обещаю пиццу больше не заказывать.
Беверли улыбнулась и, покачивая бедрами, направилась к двери. А прежде чем выйти из мужского туалета, оглянулась и обольстительно улыбнулась. Дэвид вытер лицо бумажным полотенцем и поспешил вниз, чтобы не пришлось оправдываться перед кем-нибудь менее сговорчивым.
Он показал охраннику пропуск, приложил к электронному замку карточку и открыл дверь. Вышел на улицу и глубоко вдохнул. Голова кружилась, вновь подступала тошнота. Дэвид поднял руку, и такси сразу остановилось. Идти на станцию Кингс-Кросс он не мог: оказаться в толпе сейчас было совсем некстати.
Устроившись на заднем сиденье, Дэвид достал телефон и пролистал длинный список номеров. Отыскал нужное имя и нажал зеленую кнопку.
– Набранный вами номер отключен или находится вне зоны обслуживания, – любезно сообщил электронный голос.
– Проклятье!
Дэвид нашел другое имя и снова нажал кнопку.
– Алло! – ответила женщина.
– Здравствуйте, это Патрисия Стоун?
– Да. С кем я разговариваю?
– Я – Дэвид, друг Джефа. Дэвид Карутерс. Могу я с ним поговорить? Он дома?
– О! Вы – тот самый Дэвид, который ведет новостные программы? Да, он иногда о вас говорил… простите, Джефа нет. То есть… он умер.
– Когда? – прошептал Дэвид непослушными, онемевшими губами.
– Несколько недель назад. Прошу извинить за то, что не сообщила о похоронах. Не думала, что вы по-прежнему поддерживали отношения.
– Как… – Он не хотел знать, как именно умер Джеф, но слово вырвалось само собой.
– Видите ли, объяснить непросто. Дело в том, что он покончил с собой. – Голос звучал ровно и бесстрастно, будто жена заранее предвидела возможность подобного исхода и смирилась с постигшим горем.
– Спасибо, Патрисия. Сочувствую вашей утрате. – Телефон щелкнул и умолк; Патрисия Стоун отключилась, не попрощавшись.
Дэвид набрал другой номер.
– Алло! Кто это? – нетерпеливо спросил встревоженный немолодой мужчина.
– Дэвид Карутерс. – Вновь произнеся собственное имя, он поморщился.
– Значит, ты слышал?
– Джеф тоже мертв.
– Йена изуродовали, связали и оставили в лесу на съедение зверям.
– Значит, это действительно он?
– Да. А Стивен умер в Париже. Я пытался что-нибудь выяснить, полиция ссылается на естественные причины, однако явно что-то скрывает: прямого ответа добиться не удалось.
– Я звонил Стиву, но телефон отключен. Сначала решил, что это просто старый номер. Что же теперь делать?
– Вряд ли он доберется до нас. Ты, Дэвид, – публичная персона, знаменитость, а чтобы напасть на меня, вообще надо быть полным идиотом.
Карутерс не понял, для чего потребовалось называть его по имени: то ли ради подтверждения, то ли из высокомерия. В любом случае тон показался отвратительным, и он отключился.
Дэвид заплатил таксисту и с опаской вошел в квартиру, однако комнаты выглядели спокойными, нетронутыми, все оставалось на своих местах. Он налил себе виски и добавил льда из холодильника. Снял галстук, опустился на диван, включил телевизор и начал просматривать каналы в поисках новостей. Знать ничего не хотелось, и все же рука сама тянулась к пульту, как тянется язык к больному зубу. Сообщения ограничивались общими комментариями, не вдаваясь в подробности. Однако сознание сохранило мельчайшие детали давних событий. Дэвид помнил того мальчика, которому удалось скрыться, и других – тех, кому повезло значительно меньше. Помнил и лица друзей, наслаждавшихся страданиями подростков. Не забыл, как стоял в центре и выносил приговоры: всегда любил выступать перед публикой.
Дэвид допил виски и выключил телевизор: надо было выйти на улицу, где-то скрыться, а не сидеть здесь, ожидая конца. Хотел встать, но ноги подкосились. Разбив стеклянный кофейный столик, он рухнул на пол. Постарался пошевелиться, но тело не слушалось, словно налитое свинцом. Посмотрел вверх и увидел одного из тех, о ком только что думал.
– О, пожалуйста! Пожалуйста, не мучь меня! – закричал Дэвид, когда человек втащил его обратно на диван. Он хотел схватить убийцу за руку, но получил удар по лицу, потерял равновесие и попытался упереться руками в спинку. Пальцы онемели, а ладони болели, будто их кололи иголками.
– У нас мало времени.
Человек поставил перед Дэвидом треногу, укрепил камеру, настроил параметры. Шагнул к стереосистеме и нажал кнопку. Знакомая мелодия Малера подтвердила то, что стало ясно с первого взгляда: ему предстояло умереть.
– Мало времени для чего? Что ты задумал?
– Хочу услышать исповедь.
– Может, хочешь денег? У меня есть деньги, а если нужно, достану еще больше. Знаю многих людей; готов дать тебе все, что пожелаешь. – Слова вылетали изо рта прежде, чем Дэвид успевал соединить их в связное предложение.
Пальцы больше не двигались. Ноги не подчинялись. Было холодно, а во рту накапливалась слюна.
– Что ты со мной сделал?
– Болиголов. Помнишь, что это такое? Я-то отлично помню. Забыл, как он действует? Сначала подступает тошнота. Полагаю, эту стадию ты уже прошел. Я рискнул подмешать травку в твой стакан с водой.
– Ты был в с-студии? – В голове стучало, а каждое слово сопровождалось плевком.