– Вы мне об этом уже говорили.
– Верно, верно. Тебе нравится ходить через кладбище? А почему тут посередине оркестровая площадка? И, раз уж мы почти дошли до дома, сделай что-нибудь с лицом.
– У меня нет пудреницы.
– Мне даже не жаль, что так вышло, рано или поздно это должно было случиться… Нет, я не о пудре говорил, а о твоем выражении лица. Если чему и стоит научиться, так это выносить людей, которые именно сейчас тебе невыносимы.
– Анны нет дома, ее кто-то пригласил к чаю.
– Если бы я не наговорил тебе столько всего, то позвал бы тебя выпить со мной чаю в какой-нибудь чайной. Впрочем, без четверти пять меня ждут в другом месте. Так что мне, кажется, пора. Ты, наверное, жалеешь, что мы встретились?
– Наверное, хорошо, что я обо всем узнала.
– Отнюдь нет, право же. Сказать по правде, я поступил с тобой так, как ни за что не поступил бы с собой. И – самое ужасное – мне от этого стало гораздо лучше. Что ж, до свидания, – сказал Сент-Квентин, снимая шляпу и останавливаясь на асфальтовой кладбищенской дорожке посреди надгробий и плакучих ив.
– До свидания, мистер Миллер. Благодарю вас.
– Я бы так не говорил.
Это было в среду. В субботу же Порция быстро выскользнула из кресла Эдди, куда он тут же с радостью уселся снова, и заняла свое привычное место на скамеечке возле огня. Дрова в камине потрескивали и бледно вспыхивали, окна обрамляли панорамы из промокших деревьев, в дождливом послеполуденном свете комната казалась вытянутой, нечеткой. Между Порцией и Анной тянулся натюрморт с чайным подносом. На коленках Порция удерживала тарелку, по которой ездило туда-сюда печенье с изюмом. Она грызла печенье и смотрела, как Анна пьет чай с Эдди, – как и раньше, когда она смотрела, как Анна пьет чай с другими своими близкими друзьями.
Но, что бы там ни происходило, с ее появлением в гостиной наступила неловкая пауза. И позволив ей эту паузу заметить, они, против ее воли, сделали ее своей сообщницей. Эдди, облокотившись на ушко кресла и подперев рукой голову, глядел в огонь. Глаза его следили за движущимися огоньками пламени. Лениво, чтобы потешить самого себя, он принялся делать губами «рыбку» – то выпячивая скругленную нижнюю губу, то снова ее втягивая. Анна вскрыла ногтем новую пачку сигарет и стала набивать ими свой черепаховый портсигар. Порция доела печенье, подошла к столу и взяла еще одно. На минутку оторвавшись от созерцания огня, Эдди одарил ее легкомысленной улыбкой.
– Когда мы с тобой пойдем гулять?
Вместо ответа Анна спросила:
– Хочешь еще чаю?
– Две недели назад, – вдруг сказала Порция, возвращаясь за чашкой, – я пила чай в гольф-клубе с Дикки Геккомбом и Кларой, это девушка, с которой он иногда играет в гольф.
Анна опустила подбородок, рассеянно улыбнулась и кивнула. Думая о чем-то своем, она спросила:
– Тебе было хорошо?
– Да, дрок уже зацвел.
– Да, в Силе, наверное, хорошо.
– В моей комнате была картинка с тобой.
– Фотография?
– Нет, картинка. Ты держишь котенка.
– Котенка? – удивилась Анна. – Какого еще котенка, Порция?
– Черного котенка.
Анна задумалась:
– Ах, тот черный котенок. Бедняжечка, он умер… Значит, я там маленькая?
– Да, у тебя длинные волосы.
– Рисунок пастелью. А, так это в комнате для гостей. А кто такая Клара? Расскажи мне о ней.
Порция не знала, с чего начать – и взглянула на Эдди. Он пришел в себя и совершенно непринужденно ответил:
– Клара? Положение Клары неопределенное. Ее нельзя было назвать частью компании. И в то же время мысли о ней меня преследуют – возможно, как раз поэтому. Она тратит кучу денег в надежде выйти замуж за Дикки – ну, Дикки Геккомба. Кроме того, ее сумочка что-то вроде мышиного гнезда, куда она ныряет в каждой непростой ситуации. Правда же, Порция? Мы сами это видели.
Анна сказала:
– Вот бы и мне так.
– Анна, дорогуша, тебе это совершенно незачем… В общем, в тот вечер в «Павильоне» Кларе из-за нас пришлось полезть в сумку. Когда мы все так гадко себя вели. Я-то, разумеется, хуже всех. Анна, все было правда ужасно: мы с Порцией очень мило прогулялись по лесу, а потом я все испортил, когда напился и стал буянить. В «Вайкики» я поначалу произвел очень хорошее впечатление, но потом, боюсь, все пошло насмарку.
Эдди игриво покосился на Порцию, затем повернулся к Анне и продолжил:
– Кларе действительно нелегко пришлось: она смотрела только на Дикки, а Дикки смотрел только на нашу Порцию.
Порция ошеломленно вскинулась:
– Нет, Эдди, ничего он не смотрел!
– Ну, какие-то ухаживания были – правда, односторонние, и Дикки не готов был заходить слишком далеко. Я слышал, как он дышал на тебя в кино. Он дышал так сильно, что надышал даже на меня.
– Эдди, – сказала Анна, – ты и вправду очень вульгарен. – Она отстраненно, холодно уставилась на свои ногти, но через минуту не выдержала и спросила: – Вы ходили в кино? Когда?
– В самый вечер моего приезда, – живо ответил Эдди. – Все шестеро. Вся компания. Должен заметить, что Дикки меня просто шокировал: он не только старый фашист, он еще и вести себя не умеет. На побережье люди и вправду особо не церемонятся.
– Бедненький, – сказала Анна. – Ну а ты что?
– Там было темно, поэтому я не мог выразить ему своего отношения. Кроме того, его сестра держала меня за руку. Они там все не промах – знаешь, Анна, когда ты в следующий раз решишь куда-нибудь отослать Порцию, будь повнимательнее с выбором места.
Этого ему говорить не стоило.
– Порция умеет себя вести, – ледяным тоном сказала Анна. – А от умения себя вести зависит куда больше, чем ты думаешь.
Взгляд, которым Анна окинула Порцию, был бы даже добрым, приложи она к тому хотя бы малейшие усилия. Эдди же она, с ядовитой нежностью, сказала:
– Ты хоть и умен, но совершенно не можешь ни о чем рассказать. Более того, ты так стараешься извлечь пользу из всего происходящего, что даже не замечаешь, что происходит.
– Ладно, тогда спроси Порцию, – надувшись, ответил Эдди.
Но Порция опустила глаза и промолчала.
– А вообще, – сказал Эдди, – я тут говорю через силу, потому что у меня нет ни малейшего настроения разговаривать. Но тут мне положено всех развлекать. Прости, что огорчил тебя своими словами, но я практически говорю сквозь сон.
– Так иди домой, если хочешь спать.
– Не понимаю, с чего это ты так обиделась, стоило речи зайти о сне, а ты ведь обиделась, Анна. В дождливый весенний денек, когда других занятий нет, да еще в такой тихой милой комнатке – это же самое естественное дело. Нам бы всем надо лечь и уснуть вместо болтовни.
