– Потанцуем?
Затем Порция почувствовала, что ее решительно фокстротируют туда-сюда и на каждом повороте еще и медленно раскручивают, как юлу. Вскинув голову, она заметила, что Дикки танцует с таким лицом, с каким обычно водят машину. Дикки управлял ею, нажимая большим пальцем под лопатку, другой рукой – точнее большим и указательным пальцами – он держал ее за запястье, и когда к ним приближалась другая пара, он поспешно сгибал ее руку, будто складывая перочинный ножик. Порция была распята на его вздымающейся груди, и ее ноги лишь слегка задевали пол, как у марионетки. Все больше и больше успокаиваясь, она не сводила взгляда с ямочки у него на подбородке. Насчет себя она не обманывалась: у демарша Дикки была только одна цель – огорчить Клару, чтобы досадить Дафне. Дафна из-за плеча мистера Берсли метнула на Дикки яростный взгляд. Клара была девушкой не только щедрой, но и небедной, и если Кларе было весело, то и Дафна, по негласной договоренности, имела с этого веселья свой процент.
Но непроницаемый Дикки все-таки оказался способен на доброту – на середине второй пластинки он сказал:
– По-моему, ты неплохо справляешься.
Порция так обрадовалась, что не успела вовремя отставить ногу, и Дикки немедленно на нее наступил.
– Извини, я не хотел!
– Нет, это я не хотела!
С этим Дикки не мог не согласиться. Перехватив ее покрепче и прижимая теперь к ее ребрам всю пятерню, он продолжил танцевать фокстрот при помощи Порции. Когда пластинка закончилась, он с торжественным видом отвел ее к камину, где до этого стояла бедняжка Клара. Королева салона – сдающая позиции, но все равно ликующая, – оглядела комнату, увидела сидевшую с вязанием миссис Геккомб, увидела стоявших к ней спиной мистера Берсли и Дафну, которые разговаривали на веранде, увидела руку мистера Берсли, примявшую крепдешиновый бантик над задом Дафны, увидела Сесила, который угрюмо расточал любезности не ей, и голову Клары, печально склонившуюся на белые рюши. Она надеялась, что никто не держит на нее зла.
– Ты ведь не куришь, правда? – несколько грозно спросил Дикки.
– Вообще-то я даже не умею.
Дикки медленно закурил и сказал:
– Из-за этого точно переживать не стоит. Сейчас почти все девушки слишком много курят.
– Ну а я, может, так и не научусь.
– А заодно еще вот чему не нужно учиться – разукрашивать себе ногти. Почти всех мужчин от этого просто тошнит. И зачем только девушки это делают?
– Может, им просто никто не говорил?
– Ну, я всегда говорю. Если уж хочешь познакомиться с девушкой, лучше сразу говорить, что думаешь. И вот еще чего я не люблю – перемазанных ртов. Когда я зову девушку на чай, то всегда гляжу на ее чашку. А потом, если она вымажет край чашки этой красной дрянью, сразу говорю: «Надо же, тут розовый узор на чашке, что-то я его раньше не замечал». Девушки от такого сразу теряются.
– А если чашка и вправду с розовыми узорами?
– Тогда говорю что-нибудь другое. Зря девушки стараются привлечь мужчин такими способами, от которых мужчины попросту теряют к ним всякое уважение. Какому мужчине захочется, чтобы у матери его детей все лицо было перемазано в этой дряни. Неудивительно, что рождаемость пошла на спад.
– Моя невестка говорит, что мужчины слишком уж капризничают.
– Вот уж не знал, что следовать идеалам – это каприз. Я бы вот запросто женился на девушке, которая бы по-человечески выглядела и умела вести хозяйство. И знаешь что, большинство мужчин, если их спросить, скажут тебе то же самое. Хочешь лимонаду?
– Нет, спасибо, пока нет.
– В таком случае, прошу прощения, но я пойду, ангажирую себя на следующий танец. Шестая песня после этой – наша. Встретимся у граммофона.
Порция хотела присесть рядом с миссис Геккомб, но тут к ней подошел Сесил и пригласил ее танцевать.
– Я и рта не успел раскрыть, как вас похитили, – сказал он, но поглядел на нее при этом очень уважительно.
Танцевал Сесил куда настойчивее, и Порция вскоре поняла, что справляется с ним куда хуже. Она поглядела на мышиную ручку Клары, которой та довольно-таки умоляюще цеплялась за плечо партнера (Дикки вальсировал красотку в оранжевом), и заметила, что ногти у нее не накрашены. В отличие от партнерши Дикки. После этого Порция только и вертела головой, чтобы посмотреть на ногти остальных девушек, и из-за этого постоянно толкала и задевала Сесила. На третьем круге он предложил еще поговорить, было видно, что он предпочитает ее интеллектуальный уровень. Они уселись на козетку, прямо на сквозняке, которым тянуло с веранды, и Порция даже упрекнула себя в том, что считала Сесила недостаточно мужественным. Сесил умолк, и взгляд его стал свирепым.
– К нам идет этот Берсли из стрелковой школы. Кажется, он думает, будто ему тут все позволено. Мне кажется, что Дикки о нем не очень высокого мнения. Пусть видит, что мы увлечены беседой.
Порция послушно уставилась на Сесила во все глаза, но мистер Берсли все равно плюхнулся рядом с ней на козетку.
– Не помешаю? – спросил он, впрочем без особого беспокойства.
– Это уж вам виднее, – пробормотал Сесил.
Мистер Берсли бойко отозвался:
– Что вы сказали? Не расслышал.
– Сказал, что пойду за сигаретами.
– И какая это муха его укусила? – спросил мистер Берсли. – Кстати, нас с вами друг другу представили, но вы, по-моему, ничего не услышали, вы и смотрели в другую сторону. Едва вы впорхнули в комнату, как я сразу спросил Дафну, кто вы такая, но она не слишком-то горела желанием нас знакомить. Тогда я попросил старую леди замолвить за меня словечко, но из-за шума ее не было слышно. А вечеринка-то совсем недурственная, а?
– Да, совсем.
– И вам весело?
– Да, очень, благодарю вас.
– Оно и видно, – сказал мистер Берсли. – Глаза как звезды и так далее. Послушайте, а не желаете ли вы улизнуть вместе со мной в так называемый бар? Там все безалкогольное, у них нет лицензии. Одна птичка мне напела, что тут, мол, так везде, поэтому я еще до прихода сюда опрокинул рюмку-другую.
Это более-менее бросалось в глаза. Порция ответила, что предпочла бы остаться здесь.
– Ясненько! – отозвался мистер Берсли. Развалившись на козетке, он сполз вниз, хорошенько вытянул ноги в коричневых ботинках. – Вы тут впервые?
– Я приехала в четверг.
– Знакомитесь с аборигенами?
– Да.
– Я тоже поживаю недурно. Но нас, конечно, сложно вытащить из Саутстона.
– Кого это – нас?
– Нас, разгульную солдатню. Скажите-ка, а лет вам сколько?
– Шестнадцать.
– Божечки! А я думал – десять. Вам ведь говорили, что вы славная крошка?
Порция подумала об Эдди.
