Через пять часов (какое счастье, что в этой стране за деньги можно все!) Людмила Борисовна просматривала данные июльских рожениц и пациентов. Вот она сама: Жемчужникова Людмила Борисовна, время начала родов, время окончания родов. Близнецы, девочка — 52 см, вес 3100, мальчик — 48 см, вес 2500, мертворожденный. «Так это был сын?! Но ей не сказали, что это был сын! Они не сказали, что он умер! Но почему?!» — из серого защитного баллона просочились смутные воспоминания: сквозь затихающую после схваток боль громкий детский плач и чьи-то слова: «Хорошая крепкая девочка!» Новая волна схваток (чудовищная рвущая боль еще раз). И снова плач, и тот же мужской голос: «А вот и вторая!» Ее укололи — и все погасло. Стоп! Она писала два заявления! Два! Но почему-то до родов. В документах — только одно. Потому что мальчик умер?! Она писала заявления об отказе от девочек. Ничего не складывается, никакой логики, бред! Никто не пишет заявление об отказе от ребенка до его рождения. Она написала, потому что тогда заведующий отделением сказал ей, что положено именно так. Боже мой! Так, роды принимал заведующий отделением Поплавский. Она вспомнила: на соседнем столе тоже была роженица. А он все время ходил туда-сюда и все время почему-то менял перчатки. Он должен знать!
Она спохватилась, что не нашла Бразгун. Вот. Бразгун Наталья Григорьевна, время начала родов, время окончания родов. Девочка — 51 см, вес 3050.
Мысли путались: «Бразгун сказал, что у них не может быть детей, поэтому они должны были удочерить двух моих девочек. Но у них родилась своя. Зачем им были нужны мои дети? Что это за чудовищная афера?! Что они с ними сделали? Где они?!»
Жемчужникова застонала от бессильной ярости и ужаса.
* * *
Она нашла Поплавского: он с женой жил в загородном доме в 20 км от Пензы. Александр Яковлевич вышел на пенсию после работы в облздравотделе и уже год чувствовал себя счастливым. Никакие комплексы «выпавшего из обоймы», «пожилого возраста» и прочие его не мучали. Он ничего никому не был должен, не обещал, не опаздывал, не нарушал. Как он шутил, «вышел в отставку от ответственности и обязательств». Время замедлилось, никуда не нужно было спешить, и это было чудесно.
Они с женой, горожане по рождению, воспитанию и жизни, с азартом принялись налаживать образцовое сельское хозяйство на одном отдельно взятом подворье. Оба увлеклись новаторской идеей — выращиванием вьетнамских свиней. Уход и кормление их были проще, мясо нежнее, плодовитость выше, скорость роста фантастическая. Только извечной крестьянской косностью можно было объяснить, почему при таких данных этой породы в хлевах и на фермах по-прежнему холят украинских белых.
Основную часть газона перед домом пришлось отделить и засеять кормовыми травами, за счет участка под бассейн и внутреннего дворика расширить огород, но в целом процесс пошел. Сын с невесткой и двое внуков-подростков сначала всячески уклонялись от любого участия, а потом и вовсе перестали приезжать. Поплавские-старшие с досадой осознали, каких лентяев-снобов вырастили, махнули рукой и теперь вдвоем лелеяли 40 поросят от двух первых опоросов Ли Но и Ли Ну.
То ли препараты, прописанные Польским, эффективно действовали, то ли цель настолько мобилизовала Людмилу Борисовну, но уже четвертый день у нее не было ни болей, ни слабости. От прежнего состояния остались только отсутствие аппетита и болезненная чувствительность к запахам. По дороге к дому Поплавских, сидя за рулем арендованного «Пежо», она настраивала себя на жесткий разговор со старой сволочью-врачом, готовясь к любому давлению, вплоть до шантажа.
Оставила машину у глухого длинного забора и сейчас с яростью и ненавистью давила на кнопку звонка на резном столбике ворот — никто не открывал. Потом послышались шаркающие шаги, из калитки выглянул старик в замызганном свитере и с головастиком-поросенком на руках. Едко понесло вонью свинарника. Жемчужникова открыла калитку шире, обошла старика и направилась к дому.
— Эй, что вам надо? Вы кто?! — спросил старик и засеменил вдогонку.
— Мне нужен ваш хозяин, — на ходу бросила Жемчужникова.
— Какой хозяин? Здесь никого нет. Мы хозяева. Осторожно, замок сломаете — этим входом мы не пользуемся, — он увидел, как Жемчужникова дергает ручку входной двери.
— Мне нужен Поплавский, и я знаю, что он здесь. Пусть не прячется.
— Я Поплавский. И я не прячусь. Вы кто? Что вам от меня надо?! — повторил он уже с тревогой и попятился по крыльцу к ступенькам.
Жемчужникова пораженно повернулась и вгляделась в поблекшие глаза: «Этот старик — Поплавский?!» — она бы не смогла узнать его сама.
— Где Бразгун и мои дети? Не врать! Что за аферу вы провернули?! Скажешь правду — будешь жить. Соврешь — пристрелю! — она демонстративно щелкнула застежкой сумки. Она блефовала — пистолета у нее не было. «Какие дети? Какая афера?! Бразгуна застрелили сто лет назад… Она сумасшедшая! Надо со всем соглашаться… Хоть бы Надя не вышла. Надо соглашаться, и она успокоится», — пронеслись обрывки мыслей у Поплавского. Он опустился на ступеньку и прижал к груди поросенка. Тот заверещал. Жемчужникова, брезгливо морщась, выдернула его у Поплавского и швырнула вниз. Это убедило Александра Яковлевича, что женщина не шутит.
— Зачем Вы так безвинное существо?! Он же живой… — и добавил, глядя на неподвижное тельце: — …был…
— Слушай, жалостливая сволочь! Если не вспомнил — вспоминай. Я — Жемчужникова, студентка с поезда. 23 года назад родила в твоем отделении двух дочерей. Вы с Бразгуном обманули меня, убедили, что у Бразгунов нет и не будет детей, что они удочерят моих девочек и жизнь с ними у детей будет лучше, чем со мной. И ты, лично ты, соврал мне, что заявления об отказе надо писать до родов. Я написала. В документах — только одно мое заявление. Второго нет. У Бразгунов родилась собственная дочь. Мои дети были им не нужны. Повторяю вопрос: где мои дети? Зачем вы все это сделали?! — Жемчужникова снова щелкнула застежкой.
— Оставьте вы свой пистолет. Не нужно. Я все вспомнил, но все было не так… — он поднял голову, взглянул виновато и опустил глаза: смотреть на Жемчужникову он не мог.
* * *
Фирменный поезд «Беларусь» прибывал из Москвы на станцию «Минск-Пассажирский» по расписанию через 1 час и 21 минуту.
«18-й день», — вяло подумала Жемчужникова. Сумасшедшее напряжение предыдущих 10 дней схлынуло, вернулась слабость. Каждый вечер она звонила Польскому, он корректировал дозы, что-то менял в схеме приема. Стимуляторы помогали плохо. Прием пищи стал тяжелой процедурой. Она сильно похудела, обтянуло лицо, кожа стала сухой, с серовато-землистым оттенком. Вчера перед ее отъездом в Минск Олег Михайлович настаивал на отдыхе и перерыве, даже пытался кричать на нее по телефону. Он прав, конечно, надо отдохнуть.
Подумалось, как выручила в этом тяжелом поиске студенческая дружба, а ведь больше 20 лет прошло. Что она смогла бы без Толика Аввакумова, и однокашников из МВД России, и детективов частного агентства Лидочки Рукавишниковой? 9 дней к ней в номер московской гостиницы стекались сведения ото всех, кто помогал ей. Она отбирала существенное, корректировала направления поисков, разбирала документы и анализировала полученную информацию. Звонки, звонки, звонки — пока не сел голос. Все закончилось вчера. Остался выбор — два адреса. Бразгун Ольга Анатольевна, гражданка Республики Беларусь, жила с матерью и теткой в Минске. Иванова Светлана Ивановна, гражданка РФ, зарегистрирована в Белгороде, но по месту регистрации не проживает. Сердце рвалось в Белгород — искать. Остановила мысль, что, если поиски затянутся, она может не увидеть Ольгу, если не хватит сил и времени…
