— Попандос! Это предки?! — дернулась Татьяна.
Игорь прислушался:
— Нет, Вельветовна, домработница, но тоже мало не покажется, так что сваливайте. Матери может позвонить.
Вельветовна, поджав губы, сухо процедила:
— Утром мне звонила Анна Викторовна и сказала, чтоб ты немедленно был дома. Виктор с машиной внизу. Скажи этой прошмандовке, чтоб отцовскую рубашку сняла, — и вышла.
* * *
Игорь остался вчера в Москве очень кстати. Сегодня утром схема действий сложилась практически безупречная.
Анна Викторовна на мгновение закрыла глаза, сосредоточилась и с ласковой «домашней» улыбкой пошла встречать сына:
— Здравствуй, родной. Как я соскучилась! — потянулась к колючей щеке, поцеловала. — Какая все-таки неопрятная мода, эта ваша «легкая небритость». Мне уже никак не понять, в чем тут шик. Старею.
Игорь «повелся», ответил правильно:
— Что ты, ма! Ты еще помолодела. — Заметил: — У тебя новая стрижка. Идет, но непривычно. Ma, там тебе Вельветовна будет «стучать», ты не вникай. Все нормально. Я вчера приехал — дома никого. Почти 10. Ехать сюда поздно, ну, мы с ребятами и оттянулись…
— Стены целы? Тогда все в порядке. Сынок, я понимаю, как тебе тяжело в этом Саратове — ни друзей, ни привычного общения.
— Да нормально мне в Саратове. Даже хорошо. Вот, зачетку привез похвастаться папахену — все зачеты сдал досрочно.
— Молодец, это очень кстати. Сколько в эту сессию экзаменов и насколько ты к ним готов?
— Три, но до сессии еще месяц, подготовлюсь.
— Можно ли договориться о досрочной сдаче?
— Не знаю, думаю, в принципе можно. Но зачем?
— Сын, у меня самый важный сюрприз в твоей жизни, — она прибавила торжественных интонаций. — С 20 июня Игорь Викторович Гладышев — студент Гарвардского университета!
Она не ошиблась. Она видела, как полыхнули радостью глаза сына. Теперь потихоньку. Не давить, лепить его решение на уровне чувств и подсознания, иначе она потеряет второго сына, он не простит.
— Я так счастлива, сын. — Она прослезилась. — Пока рассматривали твою заявку — я на десять лет постарела. Остались, конечно, нюансы, но ничего, откорректируем. А ты знаешь, что стало определяющим? Отчеты о твоей 5-летней, еще со школы, волонтерской работе в хосписах, в том числе в Саратовском.
— Где? — изумился Игорь.
— В хосписах, с умирающими.
— Ну, ма, слов нет… И откуда эти отчеты?
— От верблюда… Это при нашей тотальной подозрительности все проверяли бы… А там люди привыкли доверять друг другу. Менталитет другой, слава богу.
— И что я в этих хосписах делал?
— Работал санитаром, а главное, применял с самыми тяжелыми пациентами свой талант убеждения, который так необходим будущему юристу.
— С ума сойти! А какие нюансы?
— Мелкие и решаемые. Правда, есть одно существенное условие, вернее, пожелание. Наше с отцом. Ты можешь отказаться, сын, но это будет несправедливо по отношению к нам.
— Какое?
— Давай об этом поговорим вечером, когда отец приедет.
После ванны, плотно позавтракавший, утомленный подвигами прошлой ночи, Игорь уснул и проспал до вечера. Мелькнуло на краю ускользающего сознания «Мила…» и погасло.
Анна Викторовна обставила разговор торжественно: семейный совет в столовой. Над веджвудским фарфором витал аромат чая. В квадратном графине с бренди отражалось пламя свечей. Виктор Петрович в бархатной домашней куртке важно и значительно восседал во главе стола. Игорь смотрел на родителей во все глаза — такого он не помнил. Начал отец:
— Сын! Ты студент Гарварда! Это лучшее в мире образование, максимальные возможности и фантастические перспективы. Мы с матерью не станем говорить, чего нам это стоило. Лучшее вознаграждение для нас — твое успешное будущее. Я не упрекаю тебя, но за три предыдущих года, ты сам знаешь, ты своим безответственным поведением создал всем нам столько проблем, можно сказать, принес столько горя, сколько не у каждой семьи бывает за всю жизнь. Не будем вспоминать об этом больше. Мы с матерью счастливы, что ты повзрослел, стал серьезнее. Ты уезжаешь за границу на 5 лет. Как ты там изменишься, предсказать не может никто. Но ты изменишься. Нам нужны гарантии, что прошлое не повторится ни в каком варианте. Это наше условие.
— Но, отец, какие могут быть гарантии? Расписку я напишу, что ли? Ma, ну что он говорит?!
— Сын, он прав. Такая гарантия есть. — Анна Викторовна пристально посмотрела сыну в глаза. — Ты должен жениться. Родной мой, я знаю тебя с рождения, доверься мне, поверь, я права. Только преданная, любящая, умная женская рука сможет поддержать и удержать тебя. И это должна быть русская рука. Ты знаешь, как я отношусь к браку Егора, и согласись, что имею для этого основания. Мы никого тебе не навязываем и даже не предлагаем. Вспомни своих девушек сам. Я не говорю о тех, с кем, как ты выражаешься, «перепихивался». Но в тебя многие были серьезно влюблены. И не самые плохие. Не нужны ни связи, ни деньги, ни положение. Сейчас главное — это личная преданность тебе. Времени мало, с регистрацией и оформлением документов на выезд придется подсуетиться. Но даже если мы не успеем, если ты уедешь сейчас один, а она в сентябре или октябре, мы с отцом хотим, чтобы ты уехал женатым человеком.
Игорь не верил своим ушам, сердце билось облегченно и радостно: «Мила! Все сложилось! Господи, спасибо!»
Позже, рассматривая Милу на экране монитора, Анна Викторовна заинтересованно кивала сыну, задавала вопросы, изумлялась, улыбалась ласково и умиленно, а в голове четко звучало: «Второй этап — заставить забрать заявление и отправить его в Массачусетс».
* * *
Вечерний саратовский поезд прибывал в Москву утром. Не выспавшаяся, утомленная 15-часовой дорогой, Мила с трудом вышла на платформу. 7-й месяц беременности давался ей намного труднее: начали отекать ноги, она чувствовала себя грузной, неуклюжей, отупевшей, все время хотелось спать. Приступы голода так измучили ее, что, махнув рукой на предупреждения, она постоянно что-нибудь ела. Ей не хотелось видеть себя в зеркале: распухший рот, темные пятна над верхней губой, как усы, большое желтоватое пятно на щеке от виска, волосы, как пакля. Живот казался огромным, а что будет через два месяца? Май был жарким, и она сильно потела. От постоянной боли в спине и физического дискомфорта стала раздражительной и плаксивой.
При Игоре все эти мучения переносились намного легче. Его не было 3 дня. В дороге страх, волнение перед встречей с его родителями сменила мысль: «Могли бы и сами приехать, корона не упала бы. А он мог бы поехать со мной! Видел же, как мне плохо!» Она с ужасом подумала, что уже вечером придется снова сесть в душный вагон и трястись 15 часов до Саратова, чтобы успеть завтра на занятия. Понравится ли она будущим родственникам, ее больше не волновало.
