Балар, расхохотавшись, собрался было положить конец этому цирку, но Беатрис, ударив палкой по полу, снова взяла все в свои руки:
– Идем дальше. Врач в больнице зафиксировал время смерти между девятью и половиной десятого утра понедельника, в то время как первый приступ случился в пятницу вечером. Вы не спросили моего клиента, есть ли у него алиби? Можете ли вы доказать, что он находился с ней рядом в этот момент? Могу вас просветить. Месье Брюн, присутствующий здесь, был в тот момент на почте. Он посылал посылку своему внуку ко дню его рождения. Служащие однозначно подтверждают, что он пришел в почтовое отделение на улице Гарибальди в восемь пятьдесят пять. Далее он вынул семьдесят евро из банкомата в девять двадцать восемь. У меня есть копия чека. Потом отправился на рынок. Зеленщик подтверждает, что месье Брюн в тот день первым купил у него лисички.
Короче, бурная жизнь месье Брюна, по моему мнению, никак не может послужить основанием для ареста. Поэтому, комиссар, принимая во внимание, что врач подтвердил естественную смерть вследствие сердечного приступа, а также тот факт, что многочисленные свидетели подтверждают алиби моего клиента, прошу вас ответить: что мы тут делаем? С какой стати моего клиента продержали за решеткой более двадцати часов? Почему он находился в совершенно недопустимых условиях? Почему?
– А потому, что месье Брюн задержан по подозрению в предумышленном убийстве вследствие показаний двух свидетелей, данных по их собственной инициативе. Пока что мы предпочитаем не разглашать их персональные данные.
– А свидетели! Ну это верняк! Не трудитесь даже называть мне фамилии этих соседок. Мадам Жоли – известная пьянчужка, уже долгие годы заменяет выпивкой утренний чай. Мы все знаем, что именно поэтому она сиднем сидит дома, а то как-то раз она уже летела с третьего этажа, пересчитав все ступеньки. В тот момент, когда месье Брюн якобы сцепился с консьержкой, мадам Жоли была уже навеселе. А вторая ваша свидетельница, мадам Берже, клептоманка и частый гость комиссариата, давно точит зуб на моего клиента или, вернее, на покойную Дейзи, собаку месье Брюна. Ее персидский кот боялся Дейзи до смерти. Она пыталась подсунуть собаке крысиный яд, но та отказалась от отравленного мяса. Я это видела собственными глазами. Можете не верить мне на слово. Только я бы попросила вас изучить распорядок дня вашего свидетеля. Вы убедитесь, что в тот момент, когда, по ее словам, она слышала ссору, ее держали в подсобке супермаркета “Франпри” на улице Бурсо, потому что она стащила там тушь для ресниц. Она там сидела, пока не согласилась заплатить, то есть до самого закрытия в девятнадцать часов. Поэтому я вас и спрашиваю, комиссар, есть ли у вас неоспоримые доказательства вины моего клиента?
Балар посмотрел на своих помощников в поисках поддержки, но те отвели глаза.
– Молчание знак несогласия в данном случае. Значит, держать здесь моего клиента у вас причин нет. До нескорой встречи, надеюсь. Счастливо оставаться!
С этими словами Беатрис встала и, схватив Фердинана за руку, вывела его из кабинета.
Комиссар бросил ей вслед:
– Только не забудьте уплатить штраф в сто тридцать пять евро за парковку на инвалидном месте. – Встретив ее испепеляющий взгляд, он поспешил добавить: – Шучу! – и покосился на своего подчиненного, который буквально испарился на глазах.
– Я так и поняла, – сказала Беатрис. – Хватит с вас того, что вы нарушили права моего клиента. Вы же не заставите восьмидесятилетнего человека, страдающего от обезвоживания и гипогликемии, тащиться сто с лишним метров до машины. Прощайте!
Беатрис обернулась к Фердинану:
– Я не шучу, друг мой. Вы не в лучшей форме. Мы сейчас же едем в больницу. Вы должны срочно проконсультироваться с врачом. Надо зафиксировать факт дурного обращения, и тогда посмотрим еще, кто тут заплатит, и гораздо больше, чем сто тридцать пять евро!
Беатрис усадила его в свой черный “мини”. Высоченному Фердинану пришлось совершить чудеса эквилибристики, чтобы в него влезть, а он и так уже был на последнем издыхании.
В больницу прямым ходом, и поскорее! Не соизволив даже пристегнуться, Беатрис рывком тронулась с места и, не глядя по сторонам, вырулила с парковки в поток машин. Фердинан быстро застегнул ремень и изо всех сил вцепился в дверную ручку, ту самую, что впивалась ему в бедро.
– Помедленнее, мадам Клодель, нам некуда спешить.
– “Мадам Клодель”? С каких пор вы перестали называть меня по имени? Бедняжка! Они вам совсем мозги запудрили. Посмотрели бы вы на себя! Бледный как полотно.
– Я уверен, что мне полегчает, если вы сбросите скорость. И вообще пустите меня за руль.
– В вашем-то состоянии? Авария нам гарантирована! А, черт, мы проскочили съезд. Посмотрите со своей стороны, есть там кто-нибудь.
– Вы же не собираетесь дать задний ход на трассе?!
– Есть там кто-нибудь или нет? Никого? Поехали!
Беатрис врубила заднюю и, отъехав на пятьдесят метров, на полном ходу свернула к больнице.
– Умоляю, по-мед-лен-нее, мы разобьемся!
– И ваше желание наконец исполнится! Шучу, мой дорогой. Нет, правда, автомобильные аварии в нашей семье – обычное дело. Мой муж был гонщиком “Формулы-3” и погиб на тренировочном заезде, царство ему небесное. Один из моих племянников попал под автобус в Англии. Посмотрел не в ту сторону. Он умер мгновенно. Так что не беспокойтесь, я теперь само благоразумие. Но все-таки держитесь крепче, мы проскочили на желтый.
Вдалеке уже показалась неоновая вывеска госпиталя. Им оставалось проехать совсем немного, и Фердинан вздохнул с облегчением. На скорости семьдесят Беатрис влетела на больничную стоянку и, заложив крутой, но удачно рассчитанный вираж, затормозила на парковке отделения неотложной помощи.
Совсем чокнулась, подумал Фердинан.
– Видите, мы с вами целы и невредимы. Пошли скорей.
Фердинан вылез из машины. Его качало. Он бессильно оперся на капот и оценил размер катастрофы: на правом крыле вмятина, задний бампер помят и исцарапан. Да уж, спору нет, Беатрис – само благоразумие, особенно за рулем!
Глава 32
От дождя да под капель
Палата, куда засунули Фердинана, оказалась вдвое меньше, чем в прошлый раз, и народу в ней было гораздо больше.
Справа от него лежала щуплая дамочка хорошо за восемьдесят, по виду вышедшая в тираж дикторша телевидения. Она была совершенно очарована его обществом.
Фердинан же страдал от боли в шее, а все потому, что, снобируя болтливую соседку, он отвернулся к окну. Он уже почти смирился с тем, что врачи не вспомнят о его существовании, когда наконец в дверях показался долговязый белый силуэт доктора Лабруса.
– А… Доктор! Вот и вы. Выпустите меня отсюда. Я больше не могу. У меня раскалывается голова, моя соседка болтает, не закрывая рта. И очень громко. Она что, глухая, что ли? Сделайте что-нибудь, умоляю вас.
