– Алексис… – произнес я, не собираясь продолжать.
Его имя такое звучное. Каждый раз, когда я решался произнести его вслух, вспоминал о любви к нему…
Любви? Можно ли назвать любовью то, что не взаимно? Скорее, это болезнь. Неизлечимая болезнь. От нее нет лекарства. Ее нельзя излечить, выпив какую-нибудь таблетку. Она необъяснима! Если бы кто-то изобрел средство от безответной любви, это был бы самый продаваемый товар за всю историю человечества.
– Спокойной ночи, – шепнул он, и я был рад услышать от него хоть это. Вновь и вновь, раз за разом воспроизводил в голове эти два слова в его неповторимом исполнении.
Я ушел к себе. Как минимум час ворочался в постели на полу, душимый неведомыми мне доселе чувствами. Разочаровываться я просто устал и теперь не знал, как реагировать на эту ситуацию.
В какой-то миг мне стало все равно, буду ли я жить или уйду в забвение. Все равно меня нет среди людей, никто меня не ждет, не ищет, не надеется. Никто даже не подозревает, что я все еще здесь. Все попрощались со мной, так какой смысл возвращаться?
Я забылся сном. От истощения воображение не тешило меня картинками, и даже не удосужились посетить кошмары. Я просто был измучен. Измучен духовно.
Утром, когда разум мой еще не окреп, над ухом послышался шепот:
– Ты спас меня дважды. За это я благодарен. Ты тот, перед кем я раскрылся, и все же… Мы не можем быть вместе, и ты об этом прекрасно знаешь. Нам лучше больше не видеться, Даан. Прости…
29
В последнее время я все чаще задумывался о значении любви. Одинакова ли она для всех полов или существуют ограничения? Если верить религии, существуют. Но я не подался ни в одну из них. Долгое время искал истинное учение, правдивые законы, заветы и пришел к выводу: не буду никуда подаваться. Можно просто верить в Бога и не нарушать лишь правила, совпадающие с учениями всех религий. А если им верить, гомосексуальность – грех, мерзость. Это огорчало меня.
В то же время ни в одном писании нет такого определения, как ориентация. Только естественное влечение мужчины и женщины и мужеложство. Примеры, направленные против последнего, действительно омерзительны: когда мужчина, не задумываясь о чувствах своего партнера и морали, утоляет свои похоть и страсть. Ни слова о любви.
Чего стоит пример Содома и Гоморры? Он ужасен! Но если представить на месте «жертвы-мужчины» женщину, то он будет столь же омерзителен.
Иными словами, похоть, которую человек выплескивает на другого изощренными способами, сулит наказание.
И опять ни слова о любви. Ни слова.
В религии наивысшая степень любви – не любовь человека к человеку, а любовь человека к Богу.
Посмотрим правде в глаза: мы рождены для размножения, а чувства и удовольствие от этого процесса даны, дабы напомнить нам о своем предназначении.
Любовь придумали мы сами.
Но мнения расходятся. Так же, как и в том, что одни ученые твердят: геями рождаются, другие же, напротив: геями становятся, а третьи и вовсе: и то, и другое. Я склонен к последнему. Иногда жизнь ставит перед нами преграды, способные обновить наше мышление. Именно тогда в нас что-то ломается, и мы меняем свои интересы. Если подумать, в писаниях Бога нет упоминаний о любви духовной между мужчинами. Но любая духовная любовь приводит к плотской. Против этого он и выступает.
Но что же делать мне? Я – гей, люблю парня, но верю в Бога, а он не принимает подобных мне.
Я вспоминаю рассказы родителей и родственников в возрасте. Были времена, когда расизм считался нормой. Сейчас нам стыдно. Теперь гомофобия считается нормой. Потом нам будет совестно и за это.
Как жаль, что я не атеист! Им куда легче! Но было бы глупо становиться им, веря, что высшие силы есть. И даже ученые это доказали. У каждого есть свое мнение, и я останусь при своем. Никто этого не запрещает.
30
Я хотел спрыгнуть. Кануть в водах реки, ибо делать мне в мире живых было нечего. Я стоял у обрыва, вдыхая запахи леса.
Мне было все равно. Сегодня ровно месяц с тех пор, как я ушел из мира людей. Родителей уже никогда не увижу, но оно и к лучшему. Так зачем дожидаться этого несчастного сорокового дня в старом домике? Не лучший выбор для последних часов существования.
Диана. Алексис. Они были там. Они оставили после себя болезненный след, по которому я боялся пройти, а потому меня тянуло подальше от него.
В голове царила пустота. Ушли все мои размышления, нет больше места новым – я старательно отторгал их.
И вдруг чье-то прикосновение. Тонкие пальцы, нежные, женские. Я обернулся.
– Диана? – произнес едва слышно, ибо голос пропал, тело онемело, и нутро трепетало от вида живой девушки.
Она стояла передо мной. Бледная, совсем как снег. Как труп. Губы, их уголочки не содрогнутся, не явят мне улыбки. А глаза печальные. Она хочет оторвать взгляд от меня, но продолжает осматривать, не опуская руку, не приближаясь ни на шаг.
– Ты забыл о моей просьбе, Даан? – Безжизненный голос подобен эху под куполом.
Он сокрушил меня окончательно. Он был жутким, пробирал до дрожи и впивался в душу. Как вампир. Высасывал уверенность в том, была ли эта девушка Дианой.
– П-просьбе? – Я едва нашел силы переспросить.
– Сколько раз за всю жизнь ты думал о себе, а не о других?
– Не помню…
– Не помнишь, потому что это бывало неоднократно? Или потому что этого не было? Скорее, тут второе. Даже сейчас ты думаешь об этом наглом Алексисе! – Она схватила меня за плечи. Даже сквозь куртку я чувствовал впивающиеся ногти. – Даан, он не изменится. Люди никогда не меняются.
Ты зря так поступаешь. Зря вновь не думаешь о себе. Зря ставишь на себе крест. Твоя жизнь дороже его жизни, пойми! Я знаю, ты любишь его, но он такой любви не достоин. Он не достоин тебя даже на один процент!
Так подумай же о себе, Даан! Забудь об Алексисе, как бы больно тебе ни было. У тебя еще есть шанс спастись. Ты знаешь какой, так прими же его!
Я проснулся в холодном поту посреди ночи. Оглядывался по сторонам, не стоит ли кто рядом. Привычка с детства.
Горизонт очертила тонкая розовая полоса. На темном небе поблескивали угасающие звезды.
Это был всего лишь кошмар… Всего лишь? Когда мертвец является во сне, пора идти на кладбище его проведать. Так я и поступил. Накинул на себя первые попавшиеся вещи и выбежал из домика. Клубы пара окутывали мое лицо при каждом выдохе. Меня тут же объял холод, все тело покрылось мурашками.
