Он слабо отстранился от моих объятий, и я был тронут его нежеланием. Мне пришлось покориться. Алексис отпрянул и вжался в стену, пытаясь скрыться.
Он уже невзлюбил меня? Презирает? Боится? Что он сейчас думает обо мне?
Я не мог смотреть ему в глаза – взгляд опускался в землю от стыда, терзавшего мои тело и душу. Находиться рядом с Алексисом стало невыносимо. Захотелось убежать, и это желание воплотилось в реальность в следующую же секунду.
Не знаю, каким взглядом меня провожал Алексис. Позже я сильно жалел, что не посмотрел на него тогда.
12
Прошло два мучительно долгих дня, наполненных депрессивными мыслями о том, что все мои попытки вернуться к жизни тщетны.
Я не видел Алексиса. Боялся показаться ему на глаза, поэтому все время проводил дома вместе с Дианой. Она была светлым пятнышком на темном полотне моей жизни (или смерти?). Эта девушка всегда старалась поднять мне настроение, рассказывая милые и интересные истории из своего прошлого. Они были настолько захватывающие! Я даже почувствовал укол зависти.
Меня поражало ее послесмертное жизнелюбие. Я не понимал, как такие выдержка и смелость умещались в этом хрупком тельце. Ее объятия – мощный щит, плащ, под которыми я прятался от жестокого мира. От нее веяло неведомой мне любовью, чем-то средним между материнской и сестринской. Я влюбился в нее как в друга. Влюбился в ее сильную душу, которой мне так не хватало. Я был готов поведать ей все про себя. Жаль, она не могла сделать того же. Порой подолгу смотрела в телефон, а когда я интересовался, мигом его выключала и просила оставить ее.
– Может, тебе все же стоит встретиться с Алексисом? – предложила она, опускаясь рядом на кровать.
Я поджал ноги и спрятал голову под подушкой. Старался погрузиться в сон и скрыться ото всех в забвении. Диана не знала о произошедшем. Я стыдился рассказывать об этом даже ей.
– Мне надо отдохнуть.
– Сегодня уже первое февраля, осталось не так долго до…
– Диана, – я наконец-то повернулся к ней лицом, – почему ты не рассказываешь мне, сколько дней тебе осталось?
– Не хочу. Только не смей ходить на кладбище и узнавать там.
«И как я раньше сам не додумался?»
– Но почему?
– Пообещай, Даан, – ее голос стал тверже, – пообещай, что не посмотришь.
– Хорошо.
Буду верен своим словам, пусть меня и снедало любопытство.
Признаюсь, из-за разлуки с Алексисом эти дни тянулись мучительно медленно. Мне нужно было хотя бы увидеть его. Это стало бы новым зарядом для продолжения жизни. Ее маленьким смыслом. Без этого я изнемогал, как наркоман без дозы. Я закрывал глаза, представлял его образ и засыпал с мыслями о нем. На второй день меня накрыла «ломка»: потребность увидеть его достигла предела.
Ближе к вечеру, когда город стал окрашиваться в розоватые тона, я предупредил Диану и пошел навестить Алексиса. На улице было прохладно. Я быстрым бегом добрался до его дома. Там горел свет, просачивавшийся через закрытые шторы. Но в комнате Алексиса он почему-то был потушен, а окно открыто.
Я едва не постучал в дверь. Только представьте: к вам постучались, вы открываете, а там никого. Ваша реакция? Вот и я решил не делать этого и забраться по сточной трубе, но пожалел об этом: она громко скрипела, и мне пришлось ускориться. Чувствовал себя тем парнем из «Рапунцель», вот только карабкался не по волосам и не к принцессе, а к… принцу. Избалованному, эгоистичному и очень наглому принцу, которого мне нужно было вытащить из башни его самолюбия и грез.
Я добрался до окна и поставил ноги на подоконник, оттолкнулся от трубы и запрыгнул в комнату.
– Ты все-таки пришел, – прошептал Алексис из дальнего угла.
Он сидел на полу возле кровати. Я чувствовал на себе его пристальный взгляд. Свет фонарей с улицы размывал его очертания.
– Ты меня напугал, – только начал я, когда вспомнил о своих приставаниях, – Алексис, прости меня за тот… случай.
– Не стоит, – парень махнул рукой, – я уже привык.
«Привык?»
– Э-э-э-э… – мне стало неловко перед ним. Уж не подумал ли он чего? – Почему ты сидишь в углу? И почему не включишь свет?
Алексис встал прямо передо мной. Он смотрел снизу вверх, приоткрыв губы и намереваясь сказать что-то.
– А тебе не нравится быть наедине с собой?
Невозможно было смотреть ему в глаза. Они были наполнены вызовом, который я не желал принимать.
– Знаешь, Даан, я кое-что давно собирался тебе сказать.
Мое сердце на секунду замерло. Я был заинтригован. Голос, которым он произнес эти слова, манил. Он был как у умелой обольстительницы из борделя.
– Тебе совсем не идет эта прическа.
– Что? – Я обомлел от услышанного, пока Алексис задумчиво разглядывал меня.
– К твоему типу лица не идет, когда челка на лбу, пусть даже зачесанная на сторону, – продолжал он тихо. Его пальцы коснулись моего лица, ладонь приникла к щеке. Я стоял, словно завороженный, и не мог отвести глаз от Алексиса. – Тебе больше пойдет кое-что другое.
Он подошел к столу и взял расческу. Мягкими движениями руки Алексис провел ею по моим волосам, стараясь направить их кверху. Челка исчезла с лица, и я почувствовал облегчение.
– Так ты выглядишь мужественнее.
Я наконец увидел его дружелюбную улыбку. Под ней не скрывалось ничего подозрительного, но все же меня не покидало чувство тревоги.
Алексис не был похож на того, которого я знал. Не было хитрых ноток в его голосе и подозрительности в глазах.
Его движения были вялыми и усталыми.
– Тебе нехорошо? – спросил я, на что он отвел взгляд.
– Все нормально. – И отошел от меня. В этот момент при свете фонарей я разглядел на его предплечье длинные полосы.
– Что это? – я схватил его за руку.
Он пытался вырваться, но слабость не позволила ему вырваться. Я развернул руку венами вверх и обомлел от увиденного.
– Алексис… зачем?
Сердце обливалось кровью. Пять свежих шрамов от ножа. Моя хватка тут же ослабла, и я держал руку так, чтобы не задеть порезы.
– Зачем ты это сделал?!
– А что с того?
– Это… дико.
Алексис вырвался и спрятал шрамы в рукаве. Он отвернулся, не желая говорить со мной и полминуты стоял неподвижно, глядя на кровать.
– Я так борюсь со стрессом, – прошептал он. – Когда выпускаю кровь, мне кажется, что из меня уходит негатив.
– Это не выход. Резать, причинять себе боль – это не тот метод, которым можно заглушить боль в душе. Почему каждый раз, когда плохо, люди делают себе только хуже?
