– Прости… – сорвалось с языка Алексиса. Он отвернул голову в сторону.
– Что ты сказал? – Я не мог поверить своим ушам.
– Прости. Прости.
Боже, я сплю? Он правда извинился? Это казалось еще невероятнее из-за искренности его слов – в них была жизнь.
– Ничего, это я вспылил.
Мы сидели молча минут пять. Алексис нервно похлопывал по коленям. Я запрокинул голову кверху и наблюдал за серым небом. Как же мне надоел этот цвет. Напоминал мне о такой же серой жизни, в которую хотелось вернуться. Я вновь окунулся в раздумья о невозможности исполнить эту мечту. Видел Алексиса, чувствовал, мог говорить с ним, но спасти его не представлялось возможным.
– Итак, ты исполнил два с половиной желания.
– Почему с половиной?
– На последний вопрос толком не ответил, половинка остается за тобой. Ты должен исполнить его прежде, чем настанет мой день рождения. Тогда будет поздно.
– А когда он?
– Тринадцатого февраля. А у тебя?
– Тринадцатого января…
Мы переглянулись. При виде моего глуповато-удивленного выражения Алексис засмеялся.
– Значит, ты старше меня всего на месяц?
– Выходит, так.
– Ми-и-и-и-ило!
Тринадцатое февраля. Значит, почти через две недели. Сегодня двадцать девятое января, прошло ровно шесть дней после моей смерти. В день его рождения останется еще девятнадцать до моего исчезновения.
– Эй, Алексис!
Перед нами стоял высокий брюнет. Черты его лица и фигура были мне до боли знакомы: зализанные назад темно-каштановые волосы, высокий лоб, узкие хитрые глаза, улыбка, тянущаяся от уха до уха, и манерная поза. Это был Джесси.
– Чего тебе? – грубо спросил Алексис.
– Бухаешь без меня? – Джесси изобразил обиду и продефилировал к нам, словно модель.
Я с интересом наблюдал за этими двоими. Первое впечатление от их взаимоотношений складывалось не самое радужное.
– Мне сначала показалось, что ты со стенкой говоришь.
– Уж лучше стенка, чем ты.
– В последний год ты сам не свой. Друзьям это не нравится. Я переехал сюда из-за тебя, а ты так ко мне относишься?
Я не чувствовал в голосе Джесси обиды, которая была бы уместна при таких словах. Парень, однако, великолепный актер, любящий играть на публику. Так заигрался, что уже забыл о себе настоящем.
– Можешь валить обратно, я тебя не звал.
– Грубо…
Джесси наклонился и схватил парня за горло. Я видел его белые костяшки и вздувшиеся вены. Алексис не ждал такого. Он в ужасе выпучил глаза и вцепился в его твердые, как дерево, руки. Брыкался, стараясь сбить бывшего друга, но бесполезно. Хватка мертвая.
– Алексис! – вырвалось у меня из груди.
От страха я совсем забыл, что не могу касаться людей, и отчаянно пытался оттолкнуть Джесси. Лицо Алексиса покраснело от прилившей крови. Он прищурился и гневно свел брови. Я не мог смотреть на это. Схватил друга за руку и попытался оттащить в сторону, но хватка Джесси лишь усилилась.
– Пусти… придурок! – хрипло произнес Алексис.
– Я к тебе как лучше, а ты как всегда!
Джесси резко отпустил его. Без сил тот упал на колени и схватился за горло. Сухой кашель перемежался с жадными глотками воздуха. Дрожащими руками я обхватил плечи Алексиса, пока тот, склонив голову, пытался отдышаться.
– Нет, а что? – невинно спросил Джесси, как ни в чем не бывало, и развел руками. – Фильтруй свои слова, и проблем не будет.
Алексис взглянул на него и крикнул:
– Да пошел ты!
Я не успел опомниться, когда Джесси с размаху врезал ногой ему в живот, как по футбольному мячу. Мир перед глазами содрогнулся. Алексис корчился на земле от боли, мучительно стараясь сделать вдох.
– Что ты делаешь?! – Джесси не слышал моего крика.
– В следующий раз огребешь по полной, слабак.
Он последний раз презрительно оглядел бывшего товарища и ушел.
Алексис продолжал мучительно кашлять, вздрагивать от боли в животе и гневно смотреть ему вслед.
– Сволочь!
Произнести это слово стоило ему больших усилий. Он пылал ненавистью, стиснув зубы и царапая пальцами живот.
– Успокойся! – Я попытался посадить Алексиса возле стенки. Он лишь сильнее замычал от боли.
Осознание полной беспомощности накатило тяжелой волной. Мое тело тряслось от страха. Я чувствовал боль, какую испытывал он сейчас, и сам готов был лезть от нее на стенку.
Нужно подождать, пока она утихнет, но мучения Алексиса все продолжались, а мычание становилось громче.
Что если Джесси повредил ему какой-то орган?
– Все хорошо. – Алексис будто прочел мои мысли. – Кажется, боль проходит.
С сердца свалился камень весом миллион килограммов. Постепенно дыхание парня стало ровным. Я больше не слышал болезненных стонов при вдохах. Спустя минуту Алексису удалось сесть и выпрямить спину.
Я был счастлив. Счастлив, что дорогой мне человек жив и невредим. Эмоции было не передать словами, я чувствовал душевное и физическое облегчение.
– Со мной все хорошо. – В голосе слышалась слабость.
Алексис оперся на стену и сделал попытку встать, но она не увенчалась успехом. Я подхватил парня и забросил его руку себе на плечо.
Наши лица оказались близки. Мы встретились взглядами. Голубые глаза Алексиса будто потухли, по ним нельзя было определить, о чем он думал; губы пересохли и потрескались, рот едва приоткрыт; кровь схлынула с лица, его залила бледность, на ее фоне резко выступали скулы; ресницы дрожали от моего дыхания.
Даже сейчас невозможно было отвести от него глаз. Он завораживал меня все сильнее. Мне не совладать с чувствами – нужна воля, а в тот момент она покинула меня. Я обхватил его за бок дрожащей от неуверенности рукой. Левое плечо парня упиралось мне в грудь, голова была повернута в мою сторону.
Я не мог сдержаться. За секунду до того, как наши губы соприкоснулись бы в первом поцелуе, Алексис прошептал:
– Желание номер три: не делай этого.
Я замер. Влечение было невыносимым. Хотелось забыть обо всех условиях. Во мне проснулся эгоизм, и я готовился променять спасение любимого места хотя бы на пару секунд слияния наших губ. Пусть он ничего ко мне не испытывает, пусть я больше не смогу смотреть ему в глаза, пусть он будет считать меня сумасшедшим – в тот миг я хотел этого больше всего на свете. Я в самом деле сошел с ума – снова заболел им.
– Не совершай ошибку.
Слова, похожие на просьбу. В них звучали невинность, беспомощность, настолько не подходящие Алексису.